ПроКлятый выбор

Создателей художественных произведений про «жизнь замечательных людей», как правило, предостерегают две опасности. Либо засахарить своих персонажей до отвращения, превратить их в «рыцарей без страха и упрека», либо вывернуть героев наизнанку, разоблачив их как отвратительных уродов, неизвестно почему носящих прославленное имя. Обе опасности распространены и банальны. Вторая к тому же имеет противный привкус лакейской тяги к нужнику великого человека. Жанна Д’Арк в виде похотливой козы, слабоумный Цезарь, трусливый Александр Македонский – все это жертвы «разоблачительного ража».

Спектакль «Дело Дантона» Яна Кляты – в чем-то образцовый в своей незамутненной талантом, юмором или мыслью тяге к «развенчиванию мифов». Революционеры в польском спектакле – дядьки не первой молодости, непрезентабельной наружности, на которых камзолы и парики сидят, как на корове седло. Кто страдает заиканием, кто похмельем, кто – болен поносом от страха. Что у революционеров руки бывают в крови – мы знали. Здесь нам дают подробно разглядеть грязные ноги трибунов. Знойные мужчины разного возраста яростно атакуют все, что шевелится. При этом беднягам приходится ограничиваться друг другом, поскольку дам решительно не хватает. Три имеющиеся в наличии женщины несут просто колоссальную нагрузку, совокупляясь во всех возможных позах. Бедной жене Камилла Демулена приходится обслуживать одновременно и мужа, и Максимилиана Робеспьера, притом, что последний явно стремится к телу заклятого врага куда более страстно, чем к ласкам его жены.

В спектакле Яна Кляты политические разногласия Дантона и Робеспьера – дело пятое. А вот вопросу, кого предпочитает красавчик Демулен, уделено максимум сценического времени. Эротическое напряжение в спектакле настолько сильно, что когда видишь революционера с тушкой гуся в руках, думаешь отнюдь не о кулинарии, а о подпольных извращениях революционных деятелей.

И понятно, что никакой небесной воде не отмыть их грязные ноги, грязные мысли, грязные подозрения, не отбить ужасающую вонь бензина от бензопил, которыми режиссер вооружил клику Робеспьера. Тем более что из моющих средств на сцене – одна ванна на всех (та самая, где зарезали Марата).

Неновая и небогатая режиссерская мысль о девке-революции (бабища Марианна в красном фригийском колпаке здесь безбожно картавит, бьет в барабан и подстрекает Робеспьера к террору), об извращенцах-революционерах, о помоечной изнанке революционных слов, – ясна через пять минут после начала представления. Но еще два с половиной часа (спектакль идет без антракта, а покинуть зал можно, только пройдя через сцену сквозь играющих актеров) она вбивается в зрителей кувалдой.

Набор режиссерских приемов у Яна Кляты не слишком разнообразен. Уже в предыдущем спектакле «Трансфер», приезжавшем в Москву полтора месяца назад, мы видели это монотонное чередование политических монологов и танцевальных номеров. После пламенных речей, обращенных непосредственно в зрительный зал, непременно следует дискотека. Оттанцевав, персонажи опять произносят речи.

В мучительно растянутом финале Дантона с сотоварищами уведут не то на гильотину, не то под бензопилу. А закутавшиеся в картонные коробки Сент-Жюст и Робеспьер будут обсуждать перспективы грядущей диктатуры.

О том, что революция – вещь грязная, вонючая, затянутая, после польского спектакля мы усвоили твердо. Впрочем, запахи диктатуры каждый из нас и так знает довольно хорошо.