Posted 3 декабря 2007,, 21:00

Published 3 декабря 2007,, 21:00

Modified 8 марта, 08:21

Updated 8 марта, 08:21

Художник десятилетия Зураб Церители

Художник десятилетия Зураб Церители

3 декабря 2007, 21:00
«Новые Известия» продолжают знакомить читателей с лауреатами премии «Герой нашего времени», учрежденной нашей газетой в честь 10-летия «НИ».

Зураба ЦЕРЕТЕЛИ назвали художником десятилетия посетители нашего сайта, отдавшие за него тысячи голосов.В результате «Новые Известия» наградили президента Российской академии художеств специальным дипломом и памятным призом, символизирующим горящую свечу.

Есть одно неизбежное преимущество (или наказание) героя – он всегда на виду. В этом смысле Зураб – так его называют все подчиненные в академии, от академиков до смотрительниц – второй десяток возвышается над Москвой подобно лермонтовской скале над Арагвой. Второй десяток говорящие и пишущие о нем делятся на страстных обожателей и на категорических критиков. При этом критик может спокойно перемещаться из одного лагеря в другой. Сегодня – метать молнии, а завтра – прийти на поклон, получить желаемое и удалиться, признав если не талант, так церетелиевскую щедрость. Сам Зураб выработал удобный способ справляться сразу с двумя лагерями. С обожателями он нежен, критиков не понимает (в прямом смысле слова – делает вид, будто не понял на русском языке каверзного вопроса и возражения; хотите критиковать – обращайтесь по-грузински, тогда поговорим).

Чтобы оценить Зураба Церетели, его роль и значение на российской арт-сцене, нужно вскарабкаться даже не на одну, а на три горы. Или, как сказали бы в популярных биографиях, «есть три Церетели». Первый, советских времен, когда выпускник Тбилисской академии, чьи работы (особенно мозаики) несли отзвуки раннего русского авангарда и свежесть грузинского колорита, взялся в 60–70-е годы за выполнение монументальных заказов. Будь то ресторан «Арагви» в грузинской столице, парковый ансамбль в Пицунде или невероятный бассейн для Ленинского мемориала в Ульяновске. Оставим искусствоведам восторженные рассуждения о новаторской технике, о монументальности, о звучности красок и образов, об умении достигать сильнейшего эмоционального эффекта в насквозь канонических и идеологических рамках. Именно в те годы он освоил почти все виды ИЗО – чеканку, эмаль, литье, мозаику, само собой, живопись и графику. Еще раньше проявляются его легендарная энергия и трудоспособность. Биографы любят упоминать тот факт, что молодой художник написал свою дипломную работу (портрет одного из друзей) за считанные дни, так как предыдущая не была принята академиками за формализм.

Оборотной стороной творческого напора стал пресловутый гигантизм. О нем как раз и заговорили в 1990-е годы, когда имя Церетели стало ассоциироваться едва ли не со всеми преобразованиями в Москве. Фасад «новорусской», или «лужковской» столицы оказался делом рук одного человека. И это было ужасно круто – ударение ставим по собственному усмотрению.

Сторонники подчеркивали, что негоже обвинять художника за то, что его произведения заполонили город, что в них нарушено чувство меры, что они настырно вторгались в исторический ландшафт (храм Христа Спасителя или ансамбль Неглинки у стен Кремля). Ему заказывали – он делал. Но это никак не меняло сути проблемы. В тот момент, когда вся страна шла в нахрап, Зураб, подчиняясь общему ритму, действовал по принципу «бури и натиска». Во времена церетелиевского бума оставалось только зажмуриться и ждать очередного монстра. Говорят, с древними героями тоже такое случалось – они ворочали глыбы, не замечая мельтешащих под ногами человечков. Для отрезвления гиганта всегда нужен какой-то барьер. Не смею утверждать наверняка, но таким барьером для Зураба

Церетели послужила отставка градоначальником его давно лелеемого детища – Детского парка развлечений, известного как московский Диснейленд.

В то время как общественность с содроганием наблюдала за трудами «титана лужковского возрождения», из виду была упущена третья, и, как оказалось, не менее перспективная сфера интересов Зураба Церетели – с 1997 года он возглавил Академию художеств, став по званию и по полномочиям олигархом от искусства. На первых порах Церетели развернул всю академию под себя, превратив ее в подсобную мастерскую. Настроение его сотрудников можно описать пушкинской строкой – «И раб судьбу благословил». В момент, когда академические устои трещали по швам, когда вопрос стоял о выживании, Зураб-президент отбросил сентиментальность и взял коллег под уздцы. Многие полагают, этим и спас от развала.

Вследствие менеджерского напора Церетели его академическое хозяйство за пять лет обросло очень полезными вещами. Он открыл Московский музей современного искусства на Петровке, который многие восприняли как место хранения личной коллекции (любимые «бубнововалетцы», картина Пиросмани и гравюры Дали), на поверку оказался экспериментальной площадкой. Сделал галерею своего имени под боком у академии на Пречистенке – в это место стоит прийти хотя бы ради скульптуры-инсталляции «Яблоко любви», зримо показывающей, что президенту РАХ ханжество не свойственно. Возникли также филиал музея в Ермолаевском переулке и галерея «Зураб» на Тверском бульваре.

Иными словами, в Москве появилась целая сеть Зурабовых залов и учреждений. Иные, взять хотя бы господ Глазунова и Шилова, воскуряли бы себе в отвоеванных местах фимиамы. Церетели со свойственным грузинам гостеприимством предоставил их новому поколению. И даже те из современных художников, кто относился к Зурабу, по меньшей мере, с иронией, выстроились в очереди на выставки. При церетелиевском музее действует молодежная мастерская. Мы долго сокрушались об отсутствии в России институтов по актуальному искусству – Церетели воплощает носящиеся в воздухе ожидания.

К салюту похвал и званий в 2005 году прибавился еще один залп, в прямом смысле слова дорогого стоящий. Известно, что Зураб Церетели неохотно расстается с картинами, не работает под частные заказы и дарит полотна лишь очень близким людям. Неожиданно на английском аукционе «Сотбис» возник ранний натюрморт художника, который был продан с сильным превышением цены за 100 тыс. долларов. Критики, рассуждавшие о невостребованности Церетели, о его неоправданной плодовитости, на время благоговейно замолчали.



Зураб Церетели в интервью "Новым Известиям"



О консерватизме и рутине в Академии художеств:

– Знаете, когда авангард только начинался, его не принимали. А теперь наши авангардные художники стоят миллионы. Все изменяется. Также в академии: сейчас мы стараемся раскрыть что-то свое, индивидуальное, особенное. Хотим, чтобы художники чувствовали современность.



О необходимости закона о меценатстве:

– Я, как художник, отдал свои произведения в Музей современного искусства. За них я не взял денег. Но как покупать другие вещи в музей? И надо, конечно, давать привилегии тем, кто покупает искусство. Сейчас открывается много частных коллекций, вещи покупаются на аукционах. Кстати, мои картины тоже продают в Англии.



О памятнике Сталину, Рузвельту и Черчиллю в Ялте:

– Украина меня попросила. Я никогда вождей не рисовал, и это было первый раз, когда я обратился к этой теме. Все думал про себя: получится или не получится? Я сделал три варианта, и им больше понравился тот, где они сидят. Статуи в человеческий рост – два на три метра. Здесь я хотел передать сложные характеры – ведь между ними были очень напряженные отношения.



О памятниках, которые нужны:

– Вот в Америке поставили памятник жертвам терроризма – президент Путин его закладывал, там имена всех погибших во время разрушения башен. Чем больше людям напоминаешь о трагедии, тем меньше будет желания совершать экстремистские поступки. Там 4 тысячи фамилий пострадавших от терроризма. Или, например, обязательно теперь нужен памятник против СПИДа. Ведь это самая страшная болезнь, чума нашего века. В старые времена в городах ставились особые скульптуры, чтобы охранять их от чумы. Если же болезнь уходила, тоже ставились специальные знаки.

"