Posted 3 октября 2011,, 20:00

Published 3 октября 2011,, 20:00

Modified 8 марта, 06:03

Updated 8 марта, 06:03

Не парься, будь счастлив

Не парься, будь счастлив

3 октября 2011, 20:00
В Москве со спектаклем «Орфей» гастролировала хореографическая компания Монтальво–Эрвье. Французская постановка была показана на сцене Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко в рамках фестиваля современного танца DanceInversion.

Авторы «Орфея», Жозе Монтальво и Доминик Эрвье, возглавляют Национальный театр Шайо в Париже. Российская публика уже знакома с их творчеством: в 1999 году соавторы привозили свой «Парадиз». Это была взрывная смесь разных видов искусств и возможностей компьютера. Танец сочетался с акробатикой и мультимедийными технологиями. Итоговый коллаж был многоплановым: люди на сцене и на экране мешались со своими же изображениями, звери запросто общались с человеком, персонажи ходили по стенам, а переплетения смыслов поражали воображение.

Найденный рецепт изготовления зрелищ пригодился и в новой постановке. Описать «Орфея» тоже можно цитатой из классика: «смешались в кучу кони, люди…» Ведь легендарный античный певец, согласно мифам, выдавал столь прекрасные звуки, что послушать их сбегались и животные, и птицы. Поэтому экран на заднике сцены то и дело заполняется слонами, грифами, львами и собаками, а люди мгновенно преображаются: только что было лицо, а глядишь, на его месте клыки волка или клюв орла. Этот зов природы дан в монтаже с современными парижскими улицами: Орфей нынешней эпохи – во многом дитя урбанизма. Вернее, Орфеи, потому что их, как и Эвридик, в спектакле несколько. Монтальво и Эрвье хотели подчеркнуть вневременной характер мифа, для чего разделили роль певца-любовника. Сценические действия в совокупности творят образ, который исчерпает все возможные интерпретации мифа о влюбленном певце.

Для этого собраны универсальные актеры, которые и поют, и танцуют, и чего только не делают. Вот на виолончели играет (и одновременно радует приятным тенором) некий юноша. Это один из Орфеев, его инструмент – напоминание о лире, с которой не расставался прототип героя. Появляется другой Орфей, певец-контртенор, напоминая о кастратах, исполняющих роли в операх барокко (в спектакле звучит старинная музыка от «Орфея» Монтеверди до «Орфея и Эвридики» Глюка). Когда подаст голос певица, публика должна догадаться: это в честь другой традиции, когда партию Орфея исполняли женщины. И вообще, Орфей, по замыслу авторов, андрогин, так что неясно, кто из танцующих женщин – Эвридика, а кто – другая половая ипостась героя.

Кроме ретроаллюзий, в спектакле много отсылок к нашим дням. К примеру, нужно ли европейцам обращать внимание на иные культурные традиции? Вне всякого сомнения. И дается порция африканского искусства. Востребован ли постмодернистский «интертекст», в котором цитата громоздится на цитате? Само собой. И в спектакле звучит сюита «Орфей» Филиппа Гласа, созданная под влиянием фильмов Жана Кокто «Орфей» и «Завещание Орфея». Актуальны сегодня права инвалидов? Конечно. И на сцену выходит (и ловко пляшет на руках) мальчик на костылях: это еще один, увечный Орфей, стремящийся состояться с помощью искусства.

У мальчика есть экранный двойник, одноногий парень, читающий книгу об Орфее, купленную у парижских букинистов. Начитавшись «Метаморфоз» Овидия, инвалид на экране заснет, а на сцене с полным правом начнется веселый кавардак: видимо, сумятица людей и видеоэффектов – это проекция сновидений парижского юноши. История об Орфее развернется на видеоулицах мегаполиса, а многочисленные «брызги» брейк-данса и хип-хопа наполнят сцену городским настроением. Но есть и противофаза цивилизации: за древнего Орфея и мистерии в его честь отвечает упомянутое выше африканское искусство – два чернокожих танцовщика и певца, похожих на шаманов. Добавьте к этому сознательную «неразбериху» с людьми и изображениями: виртуальные двойники множатся, разрастаясь до великанских размеров или уменьшаясь до уровня гномов. И толику фильма ужасов, когда милые девушки на экране превратятся в хищниц, насмерть терзающих, согласно античному мифу, тело Орфея. Окончательно заморочит голову акробат на ходулях, пересекающий сцену гигантскими прыжками: к мистическому летающему существу льнут остальные персонажи, кружась в его руках на высоте двух метров или пробегая между ног-подпорок.

В описании все это выглядит интеллектуальным бредом, рожденным в головах чрезмерно образованных постановщиков. Но постановка Монтальво–Эрвье сделана не с целью поразить компьютерной «продвинутостью» или похвастать обширным запасом знаний. У нее есть важное и, что греха таить, нужное качество – понимание ценности жизни. Даже повторная смерть Эвридики и мученическая кончина Орфея не может стереть улыбок с лиц персонажей, отвлечь от бурного жизнерадостного танца. Изначальный смысл спектакля сводится к борьбе с пессимизмом. Словно попадаешь на дискотеку, где крутят хит Стиви Уандера Dont worry be happy. Не парься, будь счастлив.

"