Еще не вечер

А началось все со скромной мелодрамы 1956 года, которую показывают уже более полувека – «Весны на Заречной улице». И песню поют столько же лет. Название столь же знаковое, как «Осенний марафон» Данелии. Пробуждение природы, пробуждение чувств, провинция, рабочий-ударник и молодая интеллигентная училка. Мезальянс, который уже полтора века (см. «Бедную Лизу») свидетельствовал о социальных отношениях в обществе. В советском государстве господствовала партийная бюрократия, но официально гегемоном и образцом добродетели считался пролетариат, у которого должны были учиться прочие классы. По правилам игры не героиня должна была учить героя, а он – ее, что и происходило во множестве ортодоксально-советских лент, непременным атрибутом которых был рабочий нравоучитель. У Хуциева все перевернуто, то есть возвращено с головы на ноги – гегемонскую спесь слегка сбивают, так что даже странно, что выходка сошла авторам с рук.

Хуциевские «Два Федора» сейчас интересны уже тем, что вывели на большой экран Василия Шукшина (это его первая главная роль, по которой видно, какой величины звезда появилась на нашем небосклоне). А кроме того – возможностью вчитать в него посторонний смысл, родственного тому, который попытались впихнуть в фильм Сокурова «Отец и сын» некоторые толкователи с неумеренной фантазией.

Главные свои фильмы – они же, на мой взгляд, главные фильмы хрупкой оттепели, отнюдь не бедной превосходными картинами – Хуциев делает в 60-е годы. Реакция не замедлила последовать – на «Заставу Ильича» (впоследствии выпущенную в прокат в урезанном виде и под измененным названием «Мне 20 лет») ополчилось главное лицо государства – Никита Сергеевич Хрущев, подзуженный сворой сталинистов, учуявших в картине противопоставление старорежимных «отцов» и детей-шестидесятников. Противопоставление, конечно, имело место, но причиной ярости было, думается, нечто иное – тот самый неуловимый дух, или воздух запретной свободы, разлитый нигде и везде – на утренних московских улицах с поливальными машинами, в веселой первомайской толпе, вышедшей будто на гулянье, а не на демонстрацию, в чтении вольных стихов в Политехническом, в раскованной камере Маргариты Пилихиной и в новаторском шпаликовском повествовании со сменяющими друг друга героями. Свободный дух, к которому, однако, примешивались и казарменный запах прежней эпохи, и не менее мерзкий запашок грядущей брежневщины, позволяющий назвать «Заставу Ильича» фильмом-предчувствием.

Хотя настоящим предчувствием принято считать «Июльский дождь» (появившийся на экранах за год до подавления «пражской весны»), в котором так же воздушно, но вполне осязаемо показан совершившийся в душах перелом от надежды к безнадежности, от жизни с приподнятой головой, к которой едва начали привыкать, к жизни с полусогнутой применительно к подлости спиной. Это был фильм художника, во всех обстоятельствах сохраняющего базовые нравственные понятия, размывание которых сопровождает в России каждую эпоху реакции. Фильм, который тут же получил свое от главного идеолога тогдашней кинокритики Ростислава Юренева, но стал культовым и знаковым (хотя этих слов тогда не употребляли) для порядочных людей своего времени.

В последующие годы творческая производительность мастера снижается до одного фильма в десятилетие, но их качество по-прежнему на высоте. «Был месяц май» - один из лучших фильмов о войне, точнее, о последствиях фашизма, «Послесловие» - отличная камерная драма с двумя великолепными актерами, Ростиславом Пляттом и Андреем Мягковым, а в «Бесконечности», как в фильмах позднего Куросавы, столько поразительных кадров, что другому их хватит на полный цитатник. Благодаря «Бесконечности» Хуциев получил почетное неофициальное звание «Дедушка русской пролонгации», которое он продолжает оправдывать сейчас: нулевые годы заканчиваются, близится новое десятилетье, а «Невечерней» все нет, как нет «Трудно быть богом» Алексея Германа-старшего. Зато у Хуциева есть ученики, среди которых, как водится у больших мастеров, есть и свой Павел, и свой Иудушка, малость не дотянувший до Иуды.

Хуциевская чуткость ко времени и нетерпимость к отсутствию совести сказываются и новое время. Он был первым, кто поднял голос против навязчивой идеи руководителя СК России снести Дом кино и соорудить на его месте коммунальную высотку, и он же, несмотря на возраст, в котором подавляющее большинство становится конформным, встал во главе недовольных правлением Никиты Михалкова и мужественно держался против его превосходящих административных ресурсов. И держится до сих пор. Еще не вечер, и еще будет «Невечерняя»...