Нагота как провокация

Спектакль «Персона. Мэрилин» – часть триптиха, который посвящен знаковым фигурам ХХ века. Среди них – теософ, путешественник, композитор, мистик Георгий Гурджиев и религиозный философ Симона Вайль, которая во время Второй мировой войны из сочувствия к узникам нацистских лагерей ограничила свой рацион до размеров лагерной пайки и практически уморила себя голодом. Из жизни троих героев польского режиссера привлекли их последние дни. И хотя спектакль Кристиана Люпы меньше всего претендует на биографическую правду, в основе постановок лежат реальные факты.

Так, «Персона. Мэрилин» рассказывает о трех днях из жизни актрисы, когда она, отказавшись от съемок, исчезла из своего дома и спряталась от своих друзей и врачей. Кристиан Люпа и его актеры пытались сочинить свою версию предсмертных метаний женщины, которая, по словам одной из ее наставниц-подруг Паулы Страсберг, «стала для нас важнее, чем Христос».

Спрятавшись на заброшенной киностудии (на которой когда-то снимал Чаплин), Мерилин поочередно общается со своим режиссером Паулой, с фотографом, с психиатром, занимается любовью с охранником студии. Но главное – пытается избавиться от любви и тоски по бросившему ее Артуру Миллеру и примерить образ Грушеньки из «Братьев Карамазовых» – роль, о которой она мечтала и которую так и не сыграла.

На сцене выстроен ободранный павильон с двумя железными дверями. Вешалка с целым рядом платьев и шеренга туфель в цвет. В углу пылится кинокамера. А по центру расположен гигантский стол (своего рода сцена на сцене), заваленный хламом: грязные подушки, одеяла, початая бутылка коньяка, пепельницы… Среди сора лежит белокурая женщина с ярко накрашенными губами. Сандра Корженяк играет Мэрилин обнаженной (вязаная черная кофта спадает с плеч и едва доходит до бедер). Белоснежная кожа, совершенные формы: самая красивая женщина мира знает силу своей наготы. И носит ее, как королевы носят корону: привычно-небрежно («Я хочу лежать в гробу голой», – объясняет Мэрилин очередному собеседнику).

Обнажение актера – один из самых сильных театральных приемов, и Люпа в своих спектаклях использует его довольно часто (недоброжелатели даже упрекают режиссера в чрезмерном внимании к гениталиям). В спектакле «Персона. Мэрилин» обнаженное тело героини – одно из условий правды происходящего. Это прекрасное тело одновременно беззащитно и смертоносно. Тело – оружие и тело – объект посягательства. Увидев неожиданного посетителя, Мэрилин спешит накрасить губы, и только потом небрежно прикладывает к груди одежду как занавеску.

Тема взаимоотношений человека со своим телом, потеря естественности в этих взаимоотношениях – одна из важнейших в творчестве Люпы (как писал Мандельштам: «Дано мне тело, что мне делать с ним?»). Человек ХХ века научился манипулировать своим телом: замедлять старение, менять его очертания и даже менять пол. Но разучился жить в гармонии с собственным телом, видя в нем то врага, в борьбе с которым все средства хороши, то идола, которому приносятся ежедневные жертвы.

Одна из лучших сцен этого сильного спектакля – фотосессия Мэрилин Монро. Усталая пьяная женщина лежит на грязной подушке посреди стола. А фотограф ищет все новые и новые ракурсы, и на заднем плане мы видим результат работы – снимки потрясающей чувственности… Символ телесной красоты, современное воплощение богини любви Афродиты, – Мэрилин Монро оказалась заложницей собственной женской силы, бьющей через край сексуальности, с которой совершенно непонятно что делать и как ей соответствовать?

Поймав вожделение в глазах охранника, Мэрилин просит его покататься обнаженным на велосипеде, а потом отдается ему тут же на столе. Сливаются тела, но и в этот момент лицо «всеобщей любовницы» остается бесстрастным. Словно и любовный акт является всего лишь кадром для очередной фотосессии.

В финальной сцене Кристиан Люпа наполняет съемочную площадку людьми: суетятся операторы, помрежи, режиссеры. Статисты, играющие психбольных (а что такое наш мир как не огромный сумасшедший дом?), ведут непонятные диалоги. С Мэрилин-Корженяк быстро и жестко сдергивают платье и укладывают на столе – жертвой, приносимой неведомым богам (богу толпы, богу экрана, богу масс, жадно жаждущих смерти своих кумиров). На экране возникает кадр с лежащей Мэрилин, чье тело вспыхивает факелом и пожирается жадным огнем. Одну из главных задач театра Кристиан Люпа видит в том, чтобы, шокировав зрителя, «зацепить его», заставить задуматься о вещах, которые ему никогда раньше не приходили в голову.