Чингисханы – клоны

Слоганы обеих картин похожи, как братья: «От его имени содрогнется мир» («Монгол») и «Человек, поставивший мир на колени» («Чингисхан»), но ко второму логичнее сделать добавление: «Чтобы было удобнее сносить головы». В обоих фильмах много степных и горных пейзажей (желающие увидеть Монголию могут сэкономить деньги), много кожаных изделий и батальных сцен, снятых по принципу «смешались в кучу кони, люди», то есть с характерным почти для всех режиссеров стремлением к дешевой эффектности при непонимании военного дела. Так что если зритель задастся вопросом, чем армия Чингиса была лучше армии Ван-хана или Хорезм-шаха, то ответа не получит – герои обоих фильмов молчат о своих тактико-стратегических принципах, как будто хранят от нас военную тайну. Умалчивают они и о том, какова была установленная Чингисханом система расправ с непокорными городами и народами.

В целом картина Саваи несколько более убедительна, чем картина Бодрова. Во-первых, в ней лучше сыгран главный герой. Динамичный Такаси Соримачи в роли Темучина (так звали Чингисхана) визуально предпочтительнее статичного Кена Ватанабе и, в отличие от своего виртуального соперника, умеет произносить сложносочиненные предложения и даже речи перед строем, по форме аналогичные тем, которые древние историки вкладывали в уста Ксеркса или Александра Македонского, хотя и менее содержательные.

Во-вторых, в «Чингисхане» более внятно, нежели в «Монголе», прорисованы внутренние и внешние отношения монголов накануне их «великого объединения» в агрессивную империю. Прежде всего, видно, что никакой внешней угрозы монголам не было – кочевали они себе по степи и если собачились меж собой, то лишь из-за невест, которых – вероятно, во избежание близкородственного скрещивания – брали, а иногда и крали у соседей. Так, в японском фильме важное место занимает рассказ о том, как отец Темучина Едугей украл жену у меркитов, и на его сына пало подозрение в том, что он меркит. Через 18 лет мстительные меркиты отбили жену у Темучина, тот отбил ее обратно, но уже никогда не был уверен в том, что родившийся у нее сын Джучи – от него.

Что же касается самой идеи объединения, то в фильме Бодрова она почти не ощущается, а у Саваи ее в романтическом виде высказывает побратим Темучина Джамуха. Между тем оба просто пользуются ею с сугубо прагматической целью достижения единоличной власти. Лозунг «Когда все монголы станут братья, не будет понапрасну проливаться монгольская кровь» – всего лишь демагогия, поскольку для установления «братства» придется пролить куда больше монгольской крови, чем при мелких междоусобицах. Созданная империя потребует экспансии просто потому, что сотни тысяч воинов окажутся не способны вернуться к скотоводству, и прокормить их можно будет только грабежом окрестных народов, для завоевания которых тоже понадобится свежая монгольская кровь. К тому же империя заведомо развалится, поскольку по монгольским же обычаям ее придется поделить между сыновьями императора.

Ни Бодрову, ни Саваи ничего не стоило ввести эти соображения в ткань фильма – например, отдать их заезжему западному купцу или буддийскому монаху, которые, в отличие от невежественного Темучина, многое знали о судьбах прошлых империй. Но ничего подобного нет ни в одной, ни в другой картине – у обоих постановщиков доминирует имперское сознание.