Музейная сума и тюрьма

Арест замдиректора Третьяковской галереи Олега Беликова как будто к делам музея не имеет отношения. Его обвиняют в хищениях на прежнем чиновничьем посту. Но то, что в галерейных кабинетах проводят обыск, а директор ГТГ Ирина Лебедева, ответственная за назначение молодого зама, срочно прерывает отпуск, чтобы лично присутствовать во время разбирательств, на репутации культурного заведения, конечно, скажется. Ведь работа с кадрами – такое же искусство, как и создание выставок. И тут проблема двойного свойства: собственно Третьяковки (о том, что в музее далеко не все в порядке с кадровой политикой, в кулуарах говорят давно) и системная, характерная сегодня едва ли ни для всех учреждений культуры.

Наши музеи всегда имели репутацию если и не кристально чистых в моральном плане, то явных бессребреников. Хранить сокровища на миллионы долларов и получать при этом зарплаты не намного выше прожиточного минимума – для этого нужна особая интеллигентская закалка. Факты внутренних краж, никто не спорит, были, но, как говорится, в семье не без урода.

Однако в последние лет десять вполне всерьез заговорили о музейном кадровом кризисе. Все понимали: нужны новые формы, новые идеи, новые люди. В конце концов, нужно соответствовать новейшим технологиям учета и хранения коллекций. А кому этим заниматься? Скажем откровенно: штат большинства музеев составляли пенсионеры – возраст сотрудников, понятно, не показатель, но все же он определяет лицо и стиль работы. Необходимость кадровых перемен вызвала целый шквал назначений на директорство относительно «молодых» специалистов: Музеи Кремля (Елена Гагарина), Третьяковка (Ирина Лебедева), Музей архитектуры (Ирина Коробьина), Исторический музей (Алексей Левыкин). От них ждали не только более современного подхода к музейному делу, но и хозяйственных подвижек. Едва ли не все столичные музеи находятся в состоянии перманентной реконструкции. Одни расширяются, другие латают крыши, третьи (как Третьяковка) вообще готовятся к глобальному переформатированию. Вот тогда проблема стала не министерской, а внутренней – каждый музей решал ее по-своему. Одни со скандалами, с увольнениями и открытыми письмами старожилов, другие по-тихому, без привлечения прессы.

В Третьяковской галерее был умеренно первый вариант. То, что «задвигают» проверенных специалистов и на их местах возникают люди с сомнительной репутацией и с еще более сомнительными профессиональными качествами, видели все – и те, кому приходилось сотрудничать с Третьяковкой по выставкам, и те, кто не первый год работает в музее, и коллеги из родственных учреждений.

Расчет госпожи Лебедевой на «мэрских специалистов», имеющих косвенное отношение к музейной культуре, понять можно: над ней дамокловым мечом висела перспектива переезда из Дома художника. И тут связи в кругах госбизнеса, спонсорская поддержка, умение вовремя договориться, поставить чиновничью подпись, выбить бюджетные средства – качества стратегически важные.

Нужно сказать, государство само приучало музейщиков к двурушничеству: реальные деньги появлялись не тогда, когда возникал проект отличной выставки (тут, пожалуйста, к спонсорам и меценатам!), а тогда, когда затевалась реконструкция или строительные работы. Поэтому в ситуации перманентного ремонта музею быть выгодно – глядишь, что-нибудь перепадет и на духовную деятельность. Тогда и выдвигались на первый план директора по хозчасти. Они занимают лучшие кабинеты и сверху вниз смотрят на всяких там хранителей и научных сотрудников: что взять с дармоедов? Когда же хозяйственник становится главной музейной персоной – возникают закономерные риски: ему тоже кушать надо и поддерживать статус, он переносит былой «опыт» на новое место. Короче, возникает ситуация, которая уже сотни раз описана с проворовавшимися директорами театров, благотворительных фондов, институтов и прочих заведений, где деньги – скорее сюрприз, чем порядок вещей.

Проблема, кажется, не имеет решения. Не будешь же каждого претендента на замство проверять на детекторе лжи. И все же какой-то контроль в этой сфере налаживать необходимо. Речь не столько о финансовых проверках (к ним ушлые ребята давно готовы). Скорее надо говорить о некоем общественном контроле за работой музея. За его проектами, планами, уровнем экспозиций и выставок. Институт «попечительских советов» у нас так и не прижился, а посетителей, критиков и музейных специалистов никто пока не слушает.

Автор – арт-обозреватель «НИ»