Любовь и смерть в зеркале политики

Немного истории. Впервые на суд публики «Бал-маскарад» был представлен в римском театре «Аполло» 17 февраля 1859 года. Премьера прошла с выдающимся успехом», сам же путь на сцену был тернист. Проблема коренилась не в музыке – в политической подоплеке. Все было бы просто, если бы герои любовного треугольника были «рядовыми» аристократами или простыми горожанами. Но в основе сюжета пьесы французского драматурга Эжена Скриба лежали реальные исторические события – убийство шведского короля Густава III, что само по себе предполагало политический контекст. Верди же пошел еще дальше. Неудовлетворенный уже существующим, написанным драматургом для своего соотечественника Даниэля Франсуа Обера либретто, решил еще более «актуализировать» политическую составляющую. Для чего пригласил на роль либреттиста венецианского литератора и адвоката Антонио Сомму. «Месть в домино» (первоначальное название оперы) планировали поставить на сцене театра Сан-Карло, но тут случилось покушение на Наполеона III… Вето, наложенное цензурой, либретто, переписанное одним из служащих полицейского цензурного управления, громкий скандал с дирекцией театра, требующего от композитора выплатить неустойку, судебное разбирательство, вмешательство короля… И компромисс, в результате которого вместо Швеции действие переместилось в Северную Америку, король Густав трансформировался в английского губернатора Бостона Ричарда, а его убийца из графа Анкарстрема – в секретаря Ренато. Сгладилось и политическое звучание. На авансцену выступили личные страсти, приправленные мистикой и роковым стечением обстоятельств. Расстроенный Сомма скрылся под псевдонимом NN, опера же начала триумфальное шествие по музыкальным театрам.

Постановочная бригада Андрейса Жагарса (художник-постановщик Андрис Фрейбергс, художник по костюмам Кристине Пастернака) вновь превратила губернатора Ричарда (что в богатой сценической истории вердиевского шедевра случалось неоднократно) в короля Густава и переместила действие в «одно из европейских монархических государств начала XX века». Отдельное уточнение «накануне Первой мировой войны». Для чего оно было сделано – осталось тайной.

На сцене царил минимализм: едва уловимо менялись стены, вернее, их окраска, в сцене бала возникала концертная эстрада, сродни тем, коими были оборудованы кинотеатры. Роскошные люстры-водопады «царили» сами по себе. Изящная находка – энергичный проход по стульям пажа Оскара в первом акте. Появившийся в сцене объяснения супругов бильярдный стол смотрелся цитатой из многочисленных российских сериалов с бандитской тематикой. Как и некоторые жесты Ренато, переводящие семейную драму в разборку с нашкодившей содержанкой. Колдунья Ульрика в режиссерском прочтении была и вовсе инородным существом, словно персонаж из мелодраматического сериала.

В одном из интервью накануне премьеры Андрейс Жагарс сказал, что в опере важен подтекст. Тем более странно, что подтекст так и не нарисовался, как, собственно говоря, и сколько-нибудь внятный контекст. Благо, что можно было наслаждаться бессмертными мелодиями Джузеппе Верди в чудесном исполнении оркестра под управлением музыкального руководителя и главного дирижера театра Петра Феранеца, очаровательным сопрано Марии Литке (Амелия), безупречным баритоном Романа Бурденко (Ренато), фантастическим меццо-сопрано Ларисы Дядьковой (Ульрика)…

Поэтому и на вопрос коллеги из драматического «цеха», а зачем, собственно говоря, был поставлен именно «Бал-маскарад», видится только один ответ. Чтобы зазвучала музыка Верди.