Теперь и в Москве: The Tiger Lillies играют Гамлета

Ирина Драгунская

Кабаре на большой театральной сцене — дело крайне рискованное, среди уходящих ввысь театральных ярусов может растаять уютное обаяние аккордеона и укулеле, а узнаваемый грим — стать неразличимым. Но «Tiger Lillies» рискуют уже три десятка лет, и три десятка лет Мартин Жак своим фальцетом шокирует благопристойных обывателей и завораживает своих верных фанатов.

В этом году фронтмену «Tiger Lillies» исполнилось шестьдесят, а группе — тридцать. Пугающие цифры, но музыканты по-прежнему свежи и энергичны. Вчера на Международном Театральном Фестивале имени Чехова они впервые представили в России свой спектакль «The Tiger Lillies играют Гамлета» в постановке датского режиссера Мартина Тулиниуса (Театр «Републик», Копенгаген).

Создатель спектакля скончался в 2016 от скоротечного рака, что породило закономерные опасения: без режиссерского пригляда мышцы действа обычно дрябнут, слабеют, а артисты играют вполноги. Но сохранность и зрелищность — на высоте; на второе действие оставаться надо непременно! В нем, наконец, накал достигает привычной лихорадочной температуры, столь любезной сердцу любого почитателя «Tiger Lillies».

Как выясняется, цирковые приемы и почти что ярмарочные кунштюки Шекспиру не помеха, а скорее — подспорье. Офелия ловко ходит по спинке кровати, как по канату и кувыркается на лонже, Гертруда не отстает от нее по части ОФП. Но важно не это: они действительно рассказывают Гамлета, максимально избавляя пьесу от напластований приевшегося нам с детства скучного серьёза, избегая завываний классических российских интерпретаторов Шекспира.

Перед нами выступают Гамлет-кукловод и Гамлет-кукла (Morten Christensen), Гертруда-шлюха и Гертруда-жертва (Andrea Vagn Jensen), Офелия-девочка и Офелия-суицидентка (Andréane Leclerc) — и все они одновременно реальны и условны. Впрочем, это не маски, а полноценные, многомерные театральные персонажи.

Главная маска — в привычном клоунском гриме — Мартин Жак. У него молодой, резкий голос, и все два с лишним часа он поет одинаково виртуозно (естественно, вживую). Можно было бы даже сказать божественно, если бы этот несостоявшийся теолог не был бы отчаянным богоборцем (в далекой молодости он в прямом смысле слова подложил церковникам свинью: поместил отрезанную свиную голову с сигаретой в ноздре на алтарь Уэльской церкви) и это многое объясняет в его творчестве. Кстати, церковь потом «переосвящали»…

Когда в самом конце спектакля звучит, затихая, "Песня отчаяния" (The Desolation Song), зрители опустошены и разрушены. Разве такое бывает в кабаре? Выходит, театр только притворялся кабаком? Или кабак — театром? Поди разбери…

Вот пойдите и разберитесь!

У вас в запасе еще четыре дня.