Файл артисту не помеха

Замысел худрука балета Сергея Филина стоит приветствовать: идея балетного фестиваля в Большом театре давно носилась в воздухе. Обозреватель «НИ» еще в период реконструкции Основной сцены спрашивала директора ГАБТа Анатолия Иксанова: «Не пора ли главному театру страны обзавестись собственным балетным смотром?» Г-н Иксанов тогда ответил: «Вот закончим ремонт, и тогда...» Теперь ремонт закончен, а Филин перенес на сцену Большого замысел, родившийся еще в недрах Московского музыкального театра (где он тоже служил худруком балета).

Название проекта призвано напомнить, в какое время мы живем, однако смычку с Интернетом не следует понимать буквально. Наверное, театру хотелось бы привлечь новую публику, ту, которая предпочитает смотреть не на театральную сцену, а на экран ноутбука. Но это из области благих пожеланий и делается не с помощью искусства, а грамотным целевым пиаром. С точки зрения эстетики «компьютерного» элемента в проекте было не больше (а то и меньше), чем во многих современных спектаклях, где мультимедиа – неизбежный элемент сценографии. Большой театр спокойно обошелся без электронных излишеств, пригласив к участию в проекте две известные в мире компании, в которых практикуется золотая середина, то есть главным остается живой танец, а не его заменители. При этом сценическая картинка может быть достаточно продвинутой или вполне консервативной. Важно, что проект знакомит московскую публику с сегодняшним днем иностранных балетных домов и положением дел в балетном сочинительстве. А заодно рекламирует артистов: в фойе театра между спектаклями была устроена автограф-сессия.

В дивертисментах, привезенных Балетом Сан-Франциско, исполнялись танцы четырех постановщиков. Надо сказать, что американская труппа собаку съела на предложенном материале, который, видимо, составляет львиную долю тамошней афиши. Артисты (среди них и наша замечательная соотечественница Мария Кочеткова) исправно выдавали смесь четкой графики и зыбкого импрессионизма, протяжную истому и серьезную сосредоточенность, характерные для постановок Хельги Томассон, Кристофера Уилдона, Дэвида Бинтли и Эдварда Льянга. Работа на стыке классики и модерн-данса – магистральное направление для стационарных репертуарных театров Запада. Иногда это приводит к красивому однообразию, как в балете Сан-Франциско. Иногда – к безусловному успеху, как в «Классической симфонии» на музыку Прокофьева, поставленной в Америке хореографом Юрием Посоховым, а теперь перенесенной на сцену Большого театра. В этой постановке композитор и хореограф удачно слились в экстазе – получился стилевой комплот в визуально легкой упаковке, соединяющий незлобивую насмешку Прокофьева над старинной музыкой и нежную иронию Посохова над общими местами классического танца. Балет, ловко играющий культурными кодами, еще и исполнен замечательно: в танце наших артистов были западный драйв и российская бесшабашность, да и вкрапления неклассической пластики в академический текст они проделали без сучка без задоринки. Стоит запомнить не только ведущих солистов – Екатерину Крысанову, Вячеслава Лопатина и Артема Овчаренко, но и имена молодых – Ольги Марченковой, Янины Париенко и Ивана Алексеева. И хорошо, что балет войдет в афишу театра.

Еще одна постановка, которой уготована та же судьба, – Dream of Dream в хореографии Йормы Эло. Этот работающий в Америке финский автор заставил задуматься о разнице менталитетов. Хореограф вручил нам историю о некой девушке без навыков коммуникации. Она может только мечтать о любви, но, в отличие от окружающих ее дуэтов, не получает ответных чувств. По мнению Эло, высказанному в интервью, он в этом балете купается в звуковых переживаниях музыки Рахманинова. Но со стороны довольно формальные танцы Dream of Dream не предстают столь эмоционально-таинственными и задушевными, как Второй фортепианный концерт композитора. Самое глубинное в спектакле – название («Мечта о мечте») и уровень исполнения, перешибающий навязанную партитуре умозрительную схему, а заодно и пластический язык опуса, похожий на собрание докучливых ораторов на пуантах. Напрасно Сергей Филин предупреждал журналистов, что балет не нужно судить строго, поскольку у труппы было мало времени на репетиции: балерины просто блистали. Возможно, оратор имел в виду готовность хореографа?

Откровенно говоря, автор этих строк охотно обошелся бы без «Мечты» в афише ГАБТа, зато балет «Дафнис и Хлоя» производства балетмейстера Жана-Кристофа Майо непременно купил бы. Но этот маленький шедевр Балета Монте-Карло был показан два раза и уехал на родину. Остается вспоминать, что именно сделал Майо для передачи смыслов как красочной партитуры Равеля, так и истории, рассказанной античным писателем Лонгом о невинных пастухе и пастушке, обуреваемых первой страстью. Автор балета придал паре неопытных голубков дуэт наставников, искушенных в сексе. Они заставляют новичков пройти миллион эротических терзаний и овладеть искусством телесных радостей, причем на фоне рисунков обнаженной натуры, проецируемых на экран. Надо быть хореографом Майо, чтобы правильно сделать такую вещь – дать любовные игры фактически в режиме реального времени и вроде бы на грани фола, но в то же время абсолютно без «клубнички». Не это ли высший пилотаж в профессии: показать, что танец (в умелых руках и ногах) и впрямь неразрывно соединяет тело и дух?