Не на пятерку

Как выясняется, для американских художников пятерка – любимое и счастливое число. Все началось с поэмы Уильямса, который в 1921 году описал неизъяснимый восторг от прогромыхавшего по ночной улице пожарного грузовика. На кузове «пожарки» золотом светилось «5». Потом в духе наших авангардистов (правда, через десятилетие после них) абстракции Демута запечатлели пятерку в живописи. Наконец, любовь к цифрам возрождается в 60-х вместе с рождением поп-арта и минимализма.

Все эти художественно-биржевые выкладки имели бы смысл, если бы они вели к чему-то большему, чем просто обозначение пяти художников, избранных для московского показа. Будь этих художников шесть, кураторы, наверное, развили бы теорию о тяжелой судьбе шестерки (по крайней мере, в России кто хочет быть «шестеркой»?). Семь – так и вовсе счастливое число в Китае, ну и так далее в конспирологическом духе. В самих произведениях Уалида Бешти, Метью Брэннона, Уэйда Гайтона, Келли Уолкера и Стенлига Руби никаких пятерок отыскать не удалось – их вообще цифры не волнуют (разве что на ценниках).

Устроители шоу, видимо, почувствовали, что с игрой цифр как-то не задается, поэтому быстро ретировались, объяснив все финансовым кризисом. В принципе и из этого остроумного хода можно было бы вывести идею выставки. Ведь почти все художники работают в абстракции – то есть всячески пренебрегают валютными ценностями американского поп-арта (с его изображениями гамбургеров и суповых банок). Впрочем, и чистого минимализма в духе Дональда Джадда у них тоже не получается. Все они невольно оглядываются на Уорхола: будь это Келли Уолкер с шоколадным дискотечным шаром, подвешенным под потолок, или Брэннон, посадивший голубей на статуэтку «Оскара» (мол, природе наплевать на человеческое тщеславие). В итоге зритель остается один на один с набором цветных плоскостей (Руби), с недорисованной буквой «Х» на холстах (серия принтов Гайтона, которая действительно похожа на заборные надписи), набором банок из-под краски (композиция, сделанная в дуэте Гайтон –Уолкер).

Все, кто хотя бы раз попытался пройти по нью-йоркским галереям, обычно выносят оттуда два главных впечатления: первое – как же много американцы создают искусства (взял холст, провел кистью – вот ты уже почти Поллок), второе – как же много в этих галереях откровенной белиберды. И то и другое при определенных условиях – хорошо, нация поощряет художников, из тысячи вещей одна да останется в истории. Кроме того, наверное, никто, кроме американцев, так тонко и многосторонне не чувствует абстракцию (в отличие от британцев, которым интересны всякие остроумные штуковины и эпатажный реализм). У нас, кстати, чувство абстрактного тоже напрочь утрачено. Но когда все холсты из штатовских мастерских вдруг пакуются и пересылаются для московского показа, для этого нужен какой-то резон или внятная концепция.

Устроители проекта вроде бы услышали от своих американских коллег, что все, что делает пятерка, – это круто. Но что конкретно круто и как это «круто» представить, не додумались. Вот и получается, что зрители на вернисаже жмутся к стенам, дамы «выгуливают» среди декорированных стен наряды и пристально смотрят в фабричные окна. Оттуда, из окон, открываются роскошные виды на Москву-реку и храм Христа Спасителя. Все понятно, и какая-то неоцифрованная жизнь движется.