Алексей Гуськов

– Сегодня театр и кино к Чехову неравнодушны как никогда. Даже в Большом театре поставили балет по «Палате №6». Сегодня тот же сюжет экранизируют. Откуда возникло у вас желание сыграть в киноверсии этого чеховского рассказа?

– У меня давняя любовь к «Палате № 6». Еще в 1988 году я играл в спектакле «Двести верст от железной дороги» в Творческих мастерских по этому рассказу. Мне казалось, что «Рагин» – это про меня. Сейчас уже я в этом не уверен, но все равно этого героя люблю, хотя, как выяснилось, во многом с ним не согласен.

– Что же происходит с Рагиным, которого вы играете в кино?

– На него обратили внимание – это у Чехова так написано. Кажется, примерно так: «Если вам скажут, что у вас больные почки, что вы сумасшедший или преступник, иным словом, если люди на вас обратят внимание, значит, вы попали в заколдованный круг, из которого нет выхода. Никакие человеческие усилия не спасут вас. Сдавайтесь». Рагин в моем фильме действует, пока на него не обращают внимания. Но знаете, не мое дело сейчас трактовать. Будет фильм, будет критика, будут и мнения.

– Но свет-то там есть в конце туннеля?

– Свет есть в нас. Для меня, как ни странно, эта картина светлая. Рагин освобождается, хотя и трагическим способом.

– Мрачно получается.

– А у меня трагическое ощущение жизни. Временами.

– Вы же во всех отношениях успешный человек. Откуда печаль?

– Про успешного человека я бы так уверенно не говорил. У меня были разные периоды в жизни, и успех пришел только несколько лет назад. С годами я стал фаталистом, но это не приносит мне покоя. Зато я точно теперь знаю, что с течением времени неприятные ситуации, запутавшиеся отношения, любые проблемы все равно разрешатся каким-то образом. Поэтому не стоит определять мое состояние как «печаль». Просто я начинаю понимать, что мечты сбываются, но мы не всегда знаем, о чем мечтали на самом деле.

– Вы первый раз набираете курс. Не страшно играющему актеру становиться педагогом?

– Сейчас профессиональных педагогов очень мало. Вымирающая профессия. Я почти полгода думал над предложением ректора Школы-студии МХАТ Анатолия Смелянского, прежде чем согласиться. Согласился, потому что курс я набираю не один. На первом месте стоит фамилия Михаила Андреевича Лобанова. Я бы никогда себе не позволил, не решился бы набрать студентов, если бы не состоялся этот тандем. Я же достаточно востребованный актер и часто бываю занят на репетициях, на съемках.

– Чему вы будете учить студентов? Что вам кажется самым главным в профессии?

– Как сказал мой любимый драматург и писатель Антон Павлович Чехов, беда не в отсутствии характера, а в отсутствии веры в свое право. У меня эта вера существует. И я буду активно защищать территорию психологического театра, в традициях которого я был воспитан и в традициях которого мы постараемся воспитать наших студентов.

– А как же ваше сотрудничество с режиссером Кириллом Серебренниковым? Вы ведь довольно интересно репетировали вместе. Эксперимент с авангардом закончен?

– Авангард не подразумевает произвольности и необязательности форм. А молодая театральная режиссура грешит именно этим. Актеры моего поколения легко покупаются на экстравагантность. Я объясняю это сочетанием любопытства и комплекса художественной неполноценности. Надеюсь, что скоро в нашем театре появится человек, который сможет соединить современную форму и содержание. Потому что изменившиеся условия, в которых мы живем, требуют и принципиально иного способа «считывания» информации. Для меня было важно побывать на той территории, пожить в том пространстве. Мне принципиально важно было уметь работать так. То есть хотелось расширить пределы того, что я могу, чтобы потом иметь право сказать: «Я так могу». В профессиональном плане мне это почти ничего не дало. Это был скорее прыжок в сторону. Не вниз, но и не вверх.

У меня сейчас сложное отношение к современной драматургии и режиссуре. В конце концов вся жизненная философия не может сводиться к трем сюжетам. Сюжет первый. Она должна дать сейчас же. И если она не дала, то мир рухнул, можно застрелиться или повеситься и т. д. Сюжет второй. Она дала, а я не смог. Далее – по прежней схеме. Сюжет третий. Она не дала, а я и не просил, потому что хочу не ее, а его.

Когда весь человек сводится к физиологии – это печально.

– Но, может быть, сейчас это актуально?

– Может быть. Хотя по опыту знаю, что остаются только те произведения, которые говорят о вечном. Конечно, великие произведения интерпретировать можно по-разному. Есть различные трактовки, прочтения. Я тоже не знаю секрета «как». Думаю, что режиссура – это построение целого в зависимости от собственной идеи. А идея – это внутренний мир, духовные ценности, и они должны быть у режиссера и режиссер должен их защищать. Режиссура не может быть просто бестолковым самовыражением одиночки, процессом выдавливания из себя комплексов.

– Вы начинали актерскую жизнь в Театре Пушкина, потом работали в Театре на Малой Бронной, в Театре Гоголя. Последние лет пятнадцать вы существуете наособицу, вне какого-либо коллектива. В каком театре вам сейчас хотелось бы работать? И хочется ли?

– Я сейчас участвую в нескольких театральных проектах, играю на сцене Театра Пушкина и «Табакерки», но в штате нигде не состою. Долгие годы существую в роли приглашенного, залетного человека, и думаю, что это не хорошо для меня. Хотелось бы играть в репертуарном театре. Но, похоже, наш русский репертуарный сейчас доживает последние дни. В одном из интервью Михаил Швыдкой сказал, что в России останется три-четыре театра-монополии. Достояние нации. Их будет содержать государство. Все остальное раздадут под антрепризу, потому что театр себя не окупает. Наверное, это требование времени. Хотя какая коммерческая составляющая могла быть у Эфроса, Товстоногова, Ефремова, Захарова, у Гончарова, когда они начинали, создавали труппу, составляли ансамбль, коллекционировали артистов, чтобы решать иные – художественные задачи. Эти режиссеры выращивали, воспитывали артистов. У них была совсем другая составляющая – творческая.

– Но вы выступаете и как продюсер. Хотя бы в кино вы ведь можете создать для себя комфортные творческие условия?

– Нет. Это не так. Алгоритма создания хорошего спектакля или фильма не существует. Каждый раз это поиск. Мне кажется, что есть человек, который готов осуществить мою идею, а этому человеку кажется, что я могу осуществить его идею, а в процессе может выясниться – идеи-то у нас очень разные. То, что у меня получается хорошо, получается как-то помимо всех усилий, как бы само собой. Поэтому я уже не загадываю будущее, не пытаюсь что-то заранее просчитывать.

– Что для вас является главным критерием, по которому можно определить – талантлив актер или нет?

– Первое и самое важное – артист на сцене должен уметь удержать мое внимание, не дать мне расслабиться и перестать следить за происходящим. Сейчас сижу на приемных экзаменах. Идет поток абитуриентов. Все читают примерно похожие наборы: стихи, басня, проза. И вдруг мое внимание на ком-то концентрируется. Значит, у человека есть «энергия заразительности». Еще для меня важно наличие в человеке любопытства к миру, к людям. Талантливый человек не может быть нелюбопытным. Поэтому спрашиваю, что читал, что смотрел. Актерский ум – это и есть любопытство.

Справка «НИ»

Алексей ГУСЬКОВ родился 20 мая 1958 года в городе Бжег (Польша) в семье военного летчика. Учился в МВТУ им. Баумана, окончил Школу-студию МХАТ (1983, курс Виктора Монюкова). В 1984–1986 гг. – актер Московского драматического театра им. А.С. Пушкина, в 1986–1988 гг. – Театра на Малой Бронной, в 1988–1991-м – театра «Детектив». С 1991-го – актер Театра им. Н.В. Гоголя. Сыграл более тридцати ролей в кино. С 1994 года – президент анимационной студии «Ф.А.Ф.Интертейнмент». В 2001-м Алексею Гуськову присвоено звание заслуженного артиста России. В 2002 г. стал лауреатом Госпремии за исполнение роли Никиты Голощекина в сериале «Граница. Таежный роман». Среди последних работ актера – «Мусорщик» (2001, режиссер Георгий Шенгелия), «Раскаленная суббота» (2002, Александр Митта), «По ту сторону волков» (2002, Владимир Хотиненко), «Дневник убийцы» (2002, Кирилл Серебренников), «В мечтах забудь свои тревоги» (2003, режиссер Евгений Малевский).