Posted 3 апреля 2012,, 20:00

Published 3 апреля 2012,, 20:00

Modified 8 марта, 05:48

Updated 8 марта, 05:48

Окаянные дни

Окаянные дни

3 апреля 2012, 20:00
О том, кто мы, что значит наша жизнь и что такое смерть, нов ли мир и зачем в нем есть зло, почему за грех родителей должен отвечать неповинный ребенок, – эти вопросы волнуют первенца Адама и Евы Каина. Их же задает и главный режиссер «Школы драматического искусства» Игорь Яцко, который к 25-летнему юбилею театра поста

Местность близ врат Эдема на сцене организует белая лестница (из постановки «Моцарт и Сальери»), восходящая в царство Бога с арочной галереей (из «Плача Иеремии»). Это пространство около рая, собранное из обрывков былых миров (костюмы из «Илиады»), уже лишено порядка и гармонии, но еще не потеряло связь с Богом. Поэтому в сценографии так много вертикальных линий, к тому же усиленных самим залом-нефом «Манеж», где проходит спектакль. Кроме того, лестница, ведущая в обитель творца, выполнена по законам обратной перспективы, что тоже подчеркивает сакральную связь. Время действия мистерии – первые дни после изгнания Адама и Евы из рая, когда они и их дети еще видят херувимов с мечами, охраняющих Эдем, и могут разговаривать и понимать язык ангелов. Однако Каин, вслед за Евой, сорвавшей плод с запретного древа, не только не повинуется Богу, но еще задолго до Ницше отменяет его и не приемлет созданного им мира: «Быть отцом созданий, обреченных/На жизнь среди страданий и на гибель,/Не все ль равно, что смерть плодить и в мире/Распространять злодейство?»

Если в первом действии Каин в исполнении Кирилла Гребенщикова, ученика Анатолия Васильева, – наивный юноша, задающий «детские» вопросы, то во втором – это страдающий и познавший безмерность мира и ничтожность в нем человека трагический герой. Люцифер (Александр Лаптий) открывает Каину бездонные пространства Вселенной, подводит к другим мирам (в спектакле их олицетворяют тростниковые удочки с висящими на них плетеными сферами, в центре которых мерцает свет) и показывает царство смерти. Первые сцены второго действия начинаются в спектакле искусно выстроенным словесным сетом между Люцифером и Каином о бессмертии, после которого Мефистофель предъявляет ему «летопись миров прошедших, настоящих и грядущих». В этих сценах падший ангел предстает в черном кожаном плаще с фуражкой (кто-то из зрителей шепнул: «Эсэсовец») – некий действительно фюрер-Люцифер XX века. Каин с зализанными волосами и с чемоданчиком в руках напоминает героя Перл-Харбора. Он заглянул в будущее и увидел страшное кровопролитие XX века – последствие своего злодеяния. Но и это не остановило его от первого на земле убийства, от искушения познать «всемогущую» смерть, от соблазна перестать быть человеком и стать кем-то иным.

На протяжении спектакля в глубине зала на экран проецируется видео – фрагменты спектакля. Однако за вертикальными декорациями видны лишь обрывки записей. Возможно, это аллюзия на платоновскую пещеру, где ее узники способны видеть лишь тени настоящей жизни, пребывая в мире иллюзий. А Каин у романтика Байрона тот, кто смог вопреки всему повернуть голову в сторону света и познать «что в мире ничтожен я» и «что мы несчастны», но при этом после братоубийства принять проклятие и продолжить жить со своим грехом.

Одну из центральных ролей в спектакле играет музыка, через которую в «Каине» явлено молчаливое присутствие Бога. Специально для постановки был изготовлен музыкальный инструмент терменвокс, из которого главный дирижер и манипулятор мира с помощью взмахов рук в воздухе извлекает звуки. Кроме того, в исполнении хора театра звучат духовные песнопения, в частности «Канон о распятии Господни и на плач Пресвятыя Богородицы». Хором начинается и заканчивается действие «Каина», а в конце его участники под свод театра выпускают белых голубей – символ прощения людей, и последним звуком в воздухе остаются хлопки крыльев.

"