Posted 2 декабря 2007,, 21:00

Published 2 декабря 2007,, 21:00

Modified 8 марта, 08:22

Updated 8 марта, 08:22

Музыкант десятилетия Владимир Спиваков

Музыкант десятилетия Владимир Спиваков

2 декабря 2007, 21:00
«Новые Известия» начинают знакомить читателей с лауреатами премии «Герой нашего времени», которые наша газета вручала 15 ноября в Государственном Кремлевском дворце. В номинации «Музыкант десятилетия» лауреатом премии стал выдающийся музыкант, скрипач и дирижер Владимир Спиваков. Когда подводились итоги читательского о

– Владимир Теодорович, в этом году вы стали одним из лауреатов премии «Новых Известий». Как вы относитесь к премиям и наградам?

– Отношусь к премиям спокойно. Был случай, когда я отказался от получения ордена Дружбы народов и не поехал на его вручение, потому что это совпало с началом военной кампании в Чечне. Но поскольку лауреата премии «Новых Известий» выбрали по результатам опроса читателей, это для меня очень важно: решение присудить ее принимал не один человек, а множество. Чтобы принять эту премию, я на один день перенес вылет в другую страну.

– НФОР в этом году впервые провел столь масштабные гастроли в Европе. Составляя для них программу, вы сами выбирали музыкальные произведения?

– Честно говоря, не всегда так получается. Иногда приходится учитывать пожелания принимающей стороны, так получилось на этот раз в Швейцарии и отчасти в Германии. Но их просьбы совпали с нашими желаниями. Мы подготовили для гастролей новый, достаточно оригинальный репертуар: «Озорные частушки» Родиона Щедрина, «Бурлеску» Рихарда Штрауса и «Поручика Киже» Прокофьева.

– Эти произведения редко исполняют не только на Западе, но и в России. По-моему, «Поручика Киже» вообще мало кто играет.

– Да, это необычная программа. Но «Поручик» не совсем забыт: Стинг использовал его тему для своего хита Russians. Так что даже Стинг слушает Прокофьева.

– В Германии с вами играл молодой пианист Николай Токарев. Почему вы выбрали именно его?

– Я знаю Николая с детства, он был стипендиатом моего фонда. Раньше он учился в Москве, сейчас учится в Манчестере, дает концерты и постепенно завоевывает публику в Германии и в других странах.
Кстати, если вернуться к программе гастролей, выступая в Испании, мы решили сыграть что-нибудь испанское, выбрали интермеццо из сарсуэлы «Свадьба Луиса Алонсо» композитора Хименеса. Тем более что наш концерт в Мадриде, во Дворце конгрессов, совпал с тридцатилетием установления дипломатических отношений между Россией и Испанией. Национальный филармонический оркестр в этот вечер слушали в основном дипломаты и представители всех ветвей власти, и наша программа всем понравилась. Но когда русский оркестр заиграл испанское произведение, в зале стало твориться что-то невообразимое.

– Возглавляя сейчас Национальный филармонический оркестр России, вы чувствуете себя иначе, чем в тот момент, когда руководили РНО?

– У нас совсем другая атмосфера. В тот момент, когда я пришел в РНО, им руководил не дирижер Михаил Плетнев, а директор оркестра Сергей Марков. Это большая разница.

– Вы согласны с высказыванием «не бывает плохих оркестров, бывают плохие дирижеры»?

– Это действительно так. Если дирижер по-настоящему владеет своей профессией, он при определенных условиях может вывести музыкантов не слишком хорошего оркестра на высокий уровень. Я часто с этим сталкивался: выступая со средними оркестрами, старался сделать все от меня зависящее, чтобы они играли лучше. И теперь получаю от музыкантов письма. Они благодарят меня за то, что после концерта со мной почувствовали: теперь они – оркестр. Знаете, мой учитель Юрий Исаевич Янкелевич говорил: «Хороший педагог – совсем не тот, кто может научить талантливого человека прекрасно играть. А тот, кто может заставить человека средних способностей максимально раскрыться, проявить талант, данный ему от природы». Любой оркестр – это очень тонкий организм. С каждым дирижером он играет по-разному. Музыканты сразу, буквально через несколько тактов чувствуют, кто стоит перед ними – профессионал или дилетант. От этого многое зависит.

– И звук оркестра тоже?

– Звук зависит от рук дирижера. Как у актеров жест должен быть продолжением мысли, так и руки дирижера должны передавать его идеи. Нужно минимальными, иногда едва уловимыми движениями добиваться того, чтобы оркестр звучал. В Ленинградской филармонии был такой случай: с оркестром, которым руководил Евгений Александрович Мравинский, выступал другой дирижер. Оркестр играл посредственно. И вдруг в одно мгновение все преобразилось, музыканты заиграли мощно, энергично, блестяще. Оказывается, Мравинский вошел в зал. Связь дирижера с оркестром обычно надолго сохраняется.

– По какому принципу вы обычно подбираете приглашенных дирижеров для НФОР?

– По принципу качества. Я приглашаю дирижера, если он может сыграть важную роль в творческом росте.

– Вам не жаль отдавать музыкантов в чужие руки? Вы не ревнуете их?

– Нет, я вообще не ревнивый человек. Кроме того, оркестр должен работать с разными дирижерами. Нужно приглашать талантливых музыкантов: каждый из них может сказать что-то новое, предложить какие-то необычные идеи. Каждый из дирижеров, работающих с НФОР, – специалист по музыке определенного периода или стиля. Знаете, есть такой афоризм у Михаила Генина: «Один за всех, все – за…» Я бы не хотел, чтобы в нашем оркестре так получалось.

– Оркестр получил президентский грант?

– Нет, потому что я не считал возможным попросить президента, пока оркестр как следует не встал на ноги. Нам дали Правительственный грант.

Премию «Новых Известий» Владимиру Спивакову вручали главный редактор «НИ» Валерий Яков (на фото слева) и президент «Группы Альянс» Муса Бажаев.

– Надеюсь, вашим музыкантам не приходится бегать по халтурам?

– Сейчас в этом нет необходимости, но я не запрещаю музыкантам зарабатывать деньги.

– Вы возглавляете Московский международный Дом музыки, который в декабре отмечает свое 5-летие. Есть ли у вас определенная концепция, план работы? Что будет с Домом музыки через несколько лет?

– Не люблю слово «концепция». Особенно в России. У нас опасно строить планы: любая концепция может разрушиться в течение одного дня с приходом очередного руководителя. Просто я, как и в случае с Национальным филармоническим оркестром России, хочу создать институцию, которая осталась бы после меня. Поэтому сейчас, например, для оркестра покупаются инструменты, которые останутся не только в НФОРе, но и в России. То же самое должно происходить с Домом музыки. Сейчас классическую музыку не так-то просто отстоять. Она не получает достаточного количества государственных субсидий, в Москве практически нет залов, предназначенных только для классических концертов. Но публика стала постепенно привыкать к Дому музыки. В нынешнем году здесь впервые прошел Международный конкурс имени Чайковского. А недавно я купил подарок к пятилетию Дома музыки.

– Что вы купили?

– Пока не хочу говорить, это секрет.

– Стала ли лучше акустика в его залах?

– Мы постепенно улучшаем то, что можно улучшить. В вентиляции Камерного зала были какие-то шумы, но мы их постепенно преодолели. Из-под пола Большого, Светлановского зала были удалены 50 сантиметров стекловаты. Хотя идеальной акустику Дома музыки назвать нельзя, мы над ней работаем: сразу ничего не делается, а Юрий Михайлович Лужков выделил средства для доработки акустики.

– В репертуаре Дома музыки в последние годы появились необычные джазовые программы, здесь выступают мастера world music. Кто составляет репертуар?

– Здесь работают специалисты, отлично разбирающиеся в музыке разных направлений. Они знают ее лучше меня, и я им вполне доверяю. Мне хочется, чтобы музыкальная палитра Дома музыки была как можно более разнообразной. Москва – столица, у ее жителей должна быть возможность услышать музыку разных стилей.

– Вы не забываете о «Виртуозах Москвы»?

– Конечно, нет. Сразу после европейских гастролей Национального филармонического мы с «Виртуозами» поехали с концертами по российской провинции. Людям, живущим там, приходится сейчас очень непросто.

– «Виртуозы» со временем меняются?

– Конечно, но музыкальные качества этого оркестра по-прежнему высоки. В этом году на фестивале в Москве «Виртуозы» аккомпанировали английскому певцу Йену Бостриджу, исполняя музыку Бриттена и труднейшие пьесы Берга. После концерта Бостридж сказал мне, что у него ни разу не было такого аккомпанемента в Бриттене. И в следующем году он практически бесплатно приезжает выступить на XX музыкальном фестивале в Кольмаре, который посвящен Ростроповичу. Бостридж сказал мне: «Я же могу приехать в день концерта, нам практически не нужно репетировать».

– Вы часто исполняете с «Виртуозами» музыку современных композиторов?

– Мы исполняли и записывали произведения Губайдулиной, Денисова, Щедрина, Пярта. Я предпочитаю живые записи концертов записям, сделанным в музыкальной студии.

– Почему?

– В живом исполнении остается нерв. Зрители его чувствуют, это гораздо лучше, чем восхищаться равнодушной красотой музыкальных построений, которые потом монтирует звукорежиссер. Живое исполнение не может быть гладким, в нем обязательно возникают шероховатости. Но я предпочитаю их звучанию совершенных и стерилизованных «музыкальных консервов».

– А вдруг следующее поколение слушателей не захочет ходить на концерты?

– Жизнь подтверждает, что это не так. Те, кто не может попасть на концерт, слушают его прямую трансляцию через Интернет. Например, в этом году детский фестиваль «Москва встречает друзей», который ежегодно проводит мой фонд, слушали через Интернет более миллиона людей, и не только россиян.

– Многие музыканты, посвящая себя дирижированию, отказываются от сольных выступлений. Вы не собираетесь этого делать?

– Пока нет. Недавно сыграл на концерте в Театре на Елисейских полях в Париже, впереди у меня сольные концерты в Испании.

– По какому графику вы работаете в Москве?

– У меня два оркестра, Дом музыки и Фонд. Нужно везде успеть. Каждый день у меня как минимум две репетиции: обычно оркестры репетируют то, что они будут играть на ближайшем концерте, а я с ними постепенно готовлю новые программы и репетирую то, что собираемся исполнять в какой-то перспективе. После репетиций или перед ними у меня совещания, встречи и так далее.

– Что вы делаете в свободное время?

– Его практически нет. Я все время нахожусь в тисках жесткого расписания. Есть только сорок пять минут на чтение перед сном. Изредка удается сходить в театр, на выставку или увидеться с друзьями. Вот и все.

– На сколько лет вперед расписан ваш график работы?

– Сейчас составляются планы на 2010 год, он практически заполнен. Но мы предполагаем, а Господь располагает.

– Как вам удается выдерживать такие нагрузки?

– Пока удается. Не думаю о том, как.

"