Posted 2 декабря 2004,, 21:00

Published 2 декабря 2004,, 21:00

Modified 8 марта, 09:40

Updated 8 марта, 09:40

Дневник сновидений

Дневник сновидений

2 декабря 2004, 21:00
Моноспектаклем «Дневник неизвестного» известного французского режиссера-скандалиста Йозефа Наджа открылся театральный фестиваль NET (Новый европейский театр). В своем первом сольном спектакле француз превращает ванну в качели, его огромный дом умещается в дорожном чемодане, а смерть предстает в виде мужика, бреющегося

Как объясняет сам Йозеф Надж, спектакль «Дневник неизвестного» посвящен воспоминаниям о его румынской юности: «В спектакле есть воспоминания о друзьях, о тех, кто жил в моем родном городе. Это очень близкий круг. Среди них – два моих исчезнувших друга: художник и скульптор. Оба ушли из жизни, и оба по собственной воле. Я хочу рассказать о творчестве, которое было приостановлено и разбито».

Пересказывать спектакли Наджа – все равно что пересказывать сны. Все, что так логично, выпукло и ярко проходит перед глазами, в рассказе оборачивается нелепицей случайных образов, теряющих свою гипнотическую силу при переводе на бедный язык слов. Почему звук дождя и горящие фонари сначала дадут сразу ноту нестерпимого одиночества? А одинокий стул и висящая над ним лампа превратят обычную стандартную комнату в какую-то камеру пыток? Ведь все предметы обычны: стены, двери, окна, ванна, кусок каната... Все они (как любой предмет в сновидении) таят возможность самых неожиданных превращений. Оконный проем легко падает на пол и становится чем-то вроде катка. Стена легко протыкается пальцем. А потом вдруг двери и стены легко складываются в компактные саквояжи. Ванна раскачивается как качели. Предметы и вещи живут странной, невозможной жизнью, мучая и провоцируя своего владельца.

Босой человек в черном пиджаке, одетом на голое тело, с опаской движется по своей квартире. Гуттаперчевое тело падает и взлетает, танцует и корчится в пароксизме боли. Тело будто не слушает владельца. Вот своей жизнью начала жить рука. Вот в непроизвольном ритме задвигались ноги, начала дрожать голова, и ее никак не удается успокоить. Танцующему, плывущему в ритмах музыки телу странный контраст составляет мертвое выражение лица. Вот уж точно по Уайльду: «Никогда я не встречал таких тоскливых глаз». Глаза обреченного человека, глаза, которые видишь только во сне, когда к тебе приходят умершие.

Йозеф Надж показал Москве свои сны.

Один из самых сильных моментов спектакля: когда герой, входя в ванную, видит висящую фигуру в таком же черном, как у него, костюме и в шляпе. Он срезает ножом веревку, нежно держит тело, будто баюкает его. Но в руках – лишь муляж, и от этого еще страшнее.

Смерть всем видится по-своему. Хрестоматийный скелет с косой вряд ли способен напугать. У Наджа смерть – это мужчина, бреющийся топором. Белая маска лица в мыльной пене, распяленный криком рот, остро заточенный топор, касающийся лезвием щек и подбородка. Вот топор перерубает веревку. И с размаху вонзается в стол. Все кончено.

Йозеф Надж показал один из самых личных своих спектаклей. Безупречная режиссерская выстроенность каждого мгновения сочетается с импровизационной свободой его актерского существования. Лирическое высказывание сделано в безупречно отточенной форме. В финале аплодисменты и крики «браво» звучат несколько неуместно. Как хлопать после исповеди? Психологи считают осознание единственной формой преодоления фобий. Может, поэтому люди и пишут свои дневники: кто в форме гроссбуха трат за день, кто – в виде письма потомкам. Йозефу Наджу удалось станцевать дневник своих сновидений.

"