Может ли народный артист быть антинародным?

В последнем пятничном номере «Новых Известий» напечатано интервью Виктора Матизена с народным артистом Петром Тодоровским, издавна действительно любимым нашим народом. Интервью, не скрою, расцарапавшее мне всю душу.

Есть тут и личная причина.

В декабре 2007 года верная соратница Тодоровского, героически неутомимая Мира, пригласила меня на просмотр новой ленты «Риорита» своего 84-летнего мужа – как она сама, невыключаемого из великой электросети жизнелюбия, искрящегося своим теплым задушевным талантом, молодого больше многих молодых. Я люблю в нем неиссякаемую человечность во всех проявлениях, и когда мне грустно, ставлю его прекрасный ретродиск, где так нежно звучат две гитары – его и Сережи Никитина.

Он был прекрасным оператором «Весны на Заречной улице» Хуциева и Миронера с очаровательным Колей Рыбниковым, одного из первых фильмов Шукшина «Два Федора» и, став потом режиссером, снял много прелестных мягких фильмов: «Любимая женщина механика Гаврилова» с Гурченко, получивший «Нику» «Анкор, еще анкор!» с Гафтом и преступно недооцененную критиками и дистрибьюторами – нашими и зарубежными – картину «Какая чудная игра». В этой комедийной драме у Тодоровского укрепилось возникшее еще в «Военно-полевом романе» с Чуриковой смешение лиричности чувств и беспощадной жестокости жизни, что в прозе, пожалуй, гениально проявилось у Андрея Платонова в его еще ждущем киновоплощения «Котловане». Но фильм «Риорита», который я увидел в декабре 2007 года на просмотре для 20–25 друзей, меня потряс своей еще недоговоренной правдой о войне, которая все равно обречена допроявиться. Я все-таки принадлежу к тем, кто хотя бы детскими глазами увидел войну, и прекрасно помню взаимопомощь, когда делились всем, чем можно. Помню сердобольность даже к немцам, которую я описал в своей «Преждевременной биографии», когда русские женщины в спецовках прорвали стену милицейского заграждения у кинотеатра «Форум» и стали совать свои черняшечные пайки исхудалым оборванным солдатам, как будто увидели в них своих, может быть, давно убитых мужей.

Итак, вернемся к тому, что я был потрясен фильмом «Риорита», развивающим тему повести «Верный Руслан» Георгия Владимова, когда в картине бывший лагерный вертухай подучает подчиненных стрелять в спины когда-то сидевших по делу о раскулачивании семью солдат Пичуговых, как неисправимых «врагов народа». А происходит это все на фоне победоносного вхождения Красной армии в Германию. Следовательно, тема щекотливая, и на просмотре я с опаской подумал – не засвербит ли некая политкорректная неуютность в головах у сегодняшних «верных русланов». Но Великая Отечественная – это наша святая победа, и именно поэтому о ней надо договорить всю правду, особенно когда, как в фильме Тодоровского, о хороших-то людях говорится с болью и любовью, и только о подлецах – с презрением, которого они и заслуживают. Боимся обидеть вертухаев на пенсии? А память тех, кого они убивали, не боимся обидеть?

Я помню, как некогда ГЛАВПУР (Главное политуправление армии) категорически запретил исполнение моей песни «Хотят ли русские войны» как пацифистской, «демобилизующей наших солдат». А потом, когда министр культуры Фурцева все-таки настояла на этом, то ансамбль песни и пляски Советской Армии им. Александрова исполнял песню во всех заграничных гастролях. Хрущев на банкете в Кремле подпевал со слезами на глазах, а те идеологические генералы, которые когда-то запрещали ту же самую песню, не без удовольствия бросали лавровые листики успеха в свой супчик.

Итак, почувствовав подобную опасность для фильма «Риорита», я пообещал Мире и ее мужу после просмотра, что немедля напишу предварительную статью еще во время прохождения фильма по инстанциям. Чтобы превентивно защитить его, чтобы вдолбить в чьи-то трусливые головы, что этот фильм вовсе не оскорбителен для нашей победы, не антинароден, а еще больше поднимает подвиг нашего народа, ибо он состоялся, НЕСМОТРЯ НА ВСЕХ ПРЕЖНИХ «ВЕРНЫХ РУСЛАНОВ», КОТОРЫЕ ПЕРЕКУСЫВАЛИ ГОРЛО СВОИМ ЖЕ.

Но я заболел, простудившись в новогоднюю ночь, провалялся сначала месяц с тяжелейшей пневмонией, затем, только-только оправившись, поехал на выступление в Тулу, а там в рабочем клубе отопление разорвало. Зал был набит, и отменять было поздно. Все сидели в пальто, а мне пришлось читать в собачьем холоде, и я схватил вторую пневмонию, от которой чуть не отдал концы, если бы не мой всегдашний спасатель великий врач Андрей Иванович Воробьев – между прочим, тоже почти как народный артист – народный врач России, которого демократ Ельцин, вытащенный им из смерти, и не однажды, даже не предупредив, уволил с жертвенной должности министра здравоохранения – особый вид благодарности.

Итак, промучившись со своими болячками, я потом попал в борьбу с собственными образовавшимися «хвостами» – неоконченной работой по антологии, рок-оперой, бесконечными гастролями по всей стране в юбилейный год, а статьи-то о замечательном, может быть, самом сильном фильме Тодоровского так и не написал. Стыдно стало. Вообще, не слишком ли мы все занятыми стали, чтобы становиться такой медленной скорой помощью для своих товарищей по профессии? Забыли: «сегодня – его, а завтра – меня»?

И вдруг это интервью в родных для меня «Новых Известиях». И я – увы! – вижу, что воз и ныне там. Никаких кедринских верблюдов, груженных контрактами, на этот потрясающий фильм у ворот Тодоровского и Миры до сих пор не наблюдается. Боятся. Теперь боятся не инструкций – отсутствия инструкций. А ведь трусость-то – это тоже вид коррупции. А у нас, кажется, борьба с коррупцией в национальных проектах числится.

Александра Сергеича с легкой руки Апполона Григорьева называть стали «наше все», а вот чем он гордился-то? Тем, «что чувства добрые лирой пробуждал». А скажите, разве какие-нибудь недобрые чувства пробуждает этот трагический фильм Тодоровского, который до сих пор держат на полках? Недобрые чувства к подлецам – это ведь на самом деле чувства добрые к людям добрым. Так чего же бояться? Народный артист не может быть антинародным.

Вот сокращенный список фильмов, которых сначала тоже смертельно боялись: «Чапаев», вторая часть «Ивана Грозного», «Летят журавли», «Андрей Рублев», «Проверка на дорогах», «Покаяние», «Комиссар». А теперь это все «классика советского кино», которую я, ваш покорный слуга, в США преподаю, и именно по этим фильмам будущие американские кинематографисты учатся – и мои ученики-ребята никогда не позволят себе недружественного отношения к нашему народу, ибо любое искусство – это ключик к душе народа. А вот «Ночной дозор», который я показывал без комментариев... Один баскетбольный великан – черная оклахомская звезда – застенчиво, но твердо встал и попросил: «Мистер Евтушенко, не можете ли вы остановить эту второсортную голливудщину»...

Закончу обращением к председателю Российского союза кинематографистов. Можно без отчества?

Дорогой Никита, последний мой курс в США я читал, как ты знаешь, по двум режиссерам – по Феллини и тебе. И привез тебе работы моих студентов – в чем-то наивные, а в чем-то и проницательно трогательные. Они пришли в полный восторг от уникальнейшего фильма «Двенадцать» (с моей точки зрения, никакого не ремейка), хотя твои недруги в Москве морщились – иногда, как я чувствовал, даже не посмотрев фильма и перенося свое личное завистливо-раздраженное отношение к тебе на твое творчество в целом. А в нем есть такие классические шедевры, как «Неоконченная пьеса для механического пианино», «Урга», «Родня», замечательные антологические куски в «Сибирском цирюльнике», как, например, проход арестованных по Москве и сцена прощания на перроне, масленица. Хороши и фрагменты в «Утомленных солнцем» – аэростат, арест. Ну, а твои актерские роли в «Вокзале для двоих», «Бесприданнице» Рязанова, в «Униженных и оскорбленных» Эшпая незабываемы. Не люблю тех, кто заушательски не любит все, что ты делаешь, хотя не могу сказать, что мне нравится абсолютно все, что ты делаешь, и не напрашиваюсь на то, чтобы тебе нравилось все, что делаю я.

Я знаю, как ты сейчас занят, видел тебя на впечатливших меня съемках продолжения «Утомленных солнцем», как в роли комдива Котова тебя били молотком по пальцам на допросе в 1937 году.

Мы люди одного поколения, и знаем, во сколько жизней обошлась нам победа над врагами в Великой Отечественной, но многие эти потери и на нашей совести, и это тоже нельзя забывать, как и наши подвиги...

Обращаюсь к тебе, Никита, как к председателю Союза кинематографистов, членом которого я являюсь, как к руководителю Российского фонда культуры, делающего столько благих дел по спасению каждой крупицы наших духовных богатств, помочь твоим влиянием преодолеть так затянувшееся оскорбительное равнодушие наших прокатчиков к фильму защитника

Родины, народного артиста Тодоровского. Мне кажется, что это наш долг – защищать тех, кто когда-то защищал нас.