Posted 2 августа 2006,, 20:00

Published 2 августа 2006,, 20:00

Modified 8 марта, 09:12

Updated 8 марта, 09:12

Приют для парижской богемы

Приют для парижской богемы

2 августа 2006, 20:00
Сегодня для всех посетителей откроет двери новая «Галерея искусства стран Европы и Америки XIX века». Именно так теперь называется бывший Музей личных коллекций, куда перенесли самые хитовые картины импрессионистов и мировых арт-звезд XIX века (от Мане до Пикассо). Перенос сопровождало, с одной стороны, воодушевление д

Открытие галереи случилось скоропостижно в самое межсезонье. Без всякой артподготовки, обсуждений и презентаций проектов. Взяли и устроили еще один крупный музей, раскинувшийся на трех этажах в доме на Волхонке, 14. Несчастные туристы вынуждены перебегать от здания к зданию, чтобы вычислить, где же теперь висят «Красные виноградники» Ван Гога или «Девочка на шаре» Пикассо. Не секрет, что импрессионисты (Моне, Писсаро, Сислей) и художники, которые шли после них – Ван Гог, Гоген, Сезанн, Матисс – это самая «конвертируемая» часть нашей коллекции. Их знают, ценят, просят на выставки, и львиное число иностранцев шло в ГМИИ ради них. Нынче за осмотр новой галереи нужно платить отдельно – 60 рублей для россиян и в три раза больше интуристам. В старом помещении закрыто большинство залов: в них теперь идет тотальная смена экспозиции.

Как ни заверяла обозревателя «НИ» директор музея Ирина Антонова, что создание галереи шло долго и планомерно, в это никак не верилось. Позднее она призналась, что для знаменитых картин готовились совсем другие залы – в отремонтированном особняке на Волхонке, 10. Но он, как выяснилось уже после строительства, не подходит под статусное собрание (залы небольшие, нет кругового обхода и оборудования). Потому и сделали рокировку: Пикассо с компанией отправили туда, где были раньше вещи, подаренные музею частными коллекционерами, а «частников» – с глаз долой, в квартиру с евроремонтом.

Впрочем, в отличие от разрастания бизнес-центров и элитных апартаментов, рост музея вызывает у публики только радость. Благо из более чем 400 картин половина лежала в запасниках и широко неизвестна. Ну не прелесть ли – вся история искусства XIX века как на ладони: вот романтизм, потом разные национальные школы (немецкая, скандинавская, итальянская), барбизонцы с их землистыми пейзажами, импрессионисты, постимпрессионисты, кубисты, фовисты, реалисты.

Тут тебе и салонная французская эротика, и милые немецкие собачки, и финские пьяные медведи, и итальянские безработные перед патефоном. Но вот в чем проблема: даже арт-критики, которым на роду написано осваивать все новое, пробегали по залам в поисках знаковых вещей: хорошо ли висит «Руанский собор» Моне? Где там таитянки Гогена? В какую компанию попал Ван Гог (у нас всего шесть его картин)? Как ни крути, восприятие зрителей XXI века сильно отличается от традиций начала ХХ, когда Иван Цветаев закладывал музей на Волхонке.

Сегодня мы ищем либо шедевры (звезд), либо интригу. Как раз второго экспозиция не обещает – иначе она бы превратилась в выставочный проект (что сейчас и делают большинство мировых музеев). Перед нами – добротные иллюстрации к учебнику по истории искусства. При том, с изрядными пробелами – очень скудные американцы и вообще нет лучших представителей ХХ века (например, Дали, Мондриана, Магритта или на худой конец Энди Уорхола). И только тогда понимаешь, что те самые картины, которые раньше висели в старом здании, и есть «горячее блюдо», а поданный к нему гарнир можно было и не заказывать.

Словно предчувствуя скептический настрой критиков, директор ГМИИ Ирина Антонова сделала заявление, которое буквально взорвало музейный мир. Она вспомнила, что лучшие картины импрессионистов происходят из коллекций меценатов Щукина и Морозова. В 1948 году эти коллекции были поделены между Пушкинским музеем и Эрмитажем. Теперь, когда у ГМИИ появилась избыточная жилплощадь, по мысли московского директора, пора восстановить старое собрание. Ведь только московские «чудаки» до революции могли покупать такие же чудные картины с ядреными красками и перекошенными формами. Если бы все их соединили вновь, у нас возник бы музей импрессионизма, равного которому нет нигде в мире. Понятно, что Михаил Пиотровский отреагировал на предложение крайне негативно. Однако директор Эрмитажа не расслышал в словах госпожи Антоновой самого главного: она предложила не передать импрессионистов в Пушкинский музей, а создать совсем новое учреждение (не исключено, что со своим директором и финансами). И это уже не дележ, а мысль общегосударственная и вполне здравая.

Суммируя все восторги и упреки, высказанные по поводу новой галереи, можно определенно сказать, что ее открытие – это музейный шаг из века XX в век XXI. Давно пора отделить постное (античные слепки) от скоромного (подлинные картины). Но шаг этот оказался не слишком уверенный, половинчатый. Впрочем, если быть до конца откровенным, теперь, если кто-то из моих зарубежных или российских гостей спросит меня, куда пойти и что лучше посмотреть в музеях, Волхонка, 14, будет первым адресом, который лично я порекомендую.

"