Posted 2 июля 2009,, 20:00

Published 2 июля 2009,, 20:00

Modified 8 марта, 07:36

Updated 8 марта, 07:36

Актриса Светлана Немоляева:

Актриса Светлана Немоляева:

2 июля 2009, 20:00
Светлана Немоляева в представлении не нуждается, но в последние годы театральная публика узнала ее и как замечательную исполнительницу гоголевских ролей. На сцене Театра Маяковского она сыграла Коробочку, сваху Феклу Ивановну, Просто приятную даму, жену губернатора Анну Андреевну… А под занавес нынешнего сезона гоголев

– Светлана Владимировна, в этом году в мире культуры прошла целая серия скандалов: в Союзе кинематографистов, в Третьяковке, в ГИТИСе, в консерватории… Вы следили за ситуацией?

– Нет, особенно не следила. И как-то не берусь судить, потому что я дилетант в этом смысле. О том, что в ГИТИСе перемены, узнала от внучки. Она там учится. И я была поражена, потому что ничего не слышала и не знала. Я дилетант и еще наговорю вам глупостей…

– Тогда давайте поговорим о театре…

– Вот об этом – с удовольствием.

– К юбилею Гоголя в вашем театре поставлен уже четвертый спектакль по произведению классика.

– Мы шутя называемся теперь Театр Маяковского имени Гоголя…

– И, наверное, за кулисами есть присказка: мол, очередная премьера – обязательно Гоголь?

– Нет, сейчас очередная премьера, наконец, будет по Чехову. А вообще мне очень нравится, что наш художественный руководитель Сергей Арцибашев любит классику. Понимаете, я приверженец традиционного русского театра. И выше этого психологического театра ничего быть не может. Поэтому в уходящем сезоне для меня главным событием стал спектакль «Как поссорились…», где я играю Агафью Федосеевну. Самое загадочное, что при читке казалось: все будет легко, а когда стали репетировать, ничего не получалось. Давно у меня не было таких сложных работ. Почти до самой премьеры не могла нащупать подход к этому образу. Иногда мы с режиссером, как петухи, наскакивали друг на друга, спорили… В этих муках и рождалась Агафья Федосеевна, которую теперь я с удовольствием играю.

– Вам приходилось «ломать себя»? Достаточно вспомнить с какими непохожими режиссерами вы работали: Охлопков, Гончаров, Фоменко, Рязанов…

– Ну, конечно, потому что у каждого свое видение, методы, школа. Особенно трудно было, когда после Охлопкова наш театр возглавил Гончаров. При Охлопкове шло много спектаклей, где главной была форма. И я полюбила форму, когда Петр Фоменко ставил у нас «Смерть Тарелкина». Я играла Маврушку – очень смешная была роль. И все, что требовал Фоменко, я не задумываясь выполняла. В ту пору у нас был актер Володька Комратов, который только что пришел из Школы-студии МХАТ и тоже был занят в спектакле. Он возмущался: «Что ты идешь вслед за гробом Тарелкина с каким-то тазом и колотишь в таз колотушкой? Вот ты, Маврушка, чухонская девка, которая нюхает жуткую рыбу». Я отвечала раздраженно: «Не знаю». – «А почему ты так делаешь?» – «Мне интересно». Все, что Петя Фоменко говорил, мне и правда было страшно интересно, хотя по большому счету это была форма. И все равно это был Сухово-Кобылин. Совершенно фантастический спектакль. Такой же фантастический, как «Плоды просвещения». Гончаров на их фоне был совсем другой, но не менее интересный.

Светлана Немоляева с мужем Александром Лазаревым и внучкой.
Фото: АНАТОЛИЙ МОРКОВКИН

– Один из его легендарных спектаклей «Трамвай «Желание», где вы играли роль Бланш…

– Да, 24 года он был в репертуаре.

– Сегодня Бланш, к сожалению, мало кто помнит. Зато у всех фамилия Немоляева ассоциируется с женой Гуськова. Наверное, обидно?

– А что поделать?! «Гараж» – это кино. И «Гараж» вышел в то самое время, когда советское кино достигло своего пика. Тогда был Данелия и все его замечательные фильмы, тогда был молодой Рязанов, молодой Тарковский, Гайдай, Сурикова, Кончаловский… Это был высший пилотаж – фильмы, которые до сих пор любят. «Гараж» посмотрели сразу 150 миллионов зрителей. А что такое театр? Тысяча мест и спектакль, который идет далеко не каждый день. Но мне не обидно. Пусть театральная публика – это очень тонкая прослойка общества, но все же у этих людей я ассоциируюсь с Бланш, Саша Лазарев – с Дон Кихотом, Джигарханян – с Сократом. А Гончаров – с десятками спектаклей-шедевров.

– А есть запись «Трамвая «Желание»?

– Нет, даже для телевидения он не разрешил снять. Понимаете, он считал, что спектакль распадается на экране и напоминает малобюджетный фильм.

– Вы снялись в десятках фильмов, но широкая аудитория узнала о вас благодаря Эльдару Рязанову.

– Конечно, он мой крестный отец в кино. Вот вы спрашивали, приходилось ли мне «ломать себя» при работе с режиссерами. С первого раза играть так, как требует Рязанов, у меня не получалось. Он человек с другой планеты. И тоже были споры, сомнения, бессонные ночи. А в одну из ночей мои съемки в «Служебном романе» чуть не сорвались. Меня как актрису широкая публика еще не знала. Съемки проходили в Москве, но я в то время была на гастролях в Ленинграде и после спектакля (кстати, шел «Трамвай «Желание». – «НИ») ехала ночным поездом. Вошла в вагон с опухшим лицом, заплаканная, поскольку Бланш – роль трагическая. Стояла ужасная жара, а кондиционеры в поездах, конечно, не работали. Люди ехали – умирали. И я попросила проводницу: «Я никогда не хвастаюсь, но я актриса, снимаюсь в кино, мне надо хорошо выглядеть и в 8 утра быть на съемке». – «Я тут при чем?» – «Ну, посмотрите, я после спектакля еду. Вся заплаканная. В каком виде я буду после этой духоты?» – «А что я могу сделать?» – «Ну, хотя бы вот эту штуку включите», – хватаюсь на потолке за ручку вентиляции. И она вдруг отрывается – прямо мне в глаз. Хорошо, я в тот момент была без очков… Когда приехала с подбитым глазом, гример мне сказала, что не сможет этот фингал замазать. Мне и оператор говорил: «Света, я не могу тебя снимать в таком виде». А директор картины Карлен Семенович требовал, чтобы ни дня простоя не было, иначе съемки не уложатся в смету. Он сказал: «Снимайте, как есть». В общем, под аккомпанемент моих рыданий мне наложили дикую кучу грима. А Рязанов стал еще и издеваться: «Ладно, ты мне рассказываешь про поезд. Скажи прямо: за что тебя Саша отдубасил?» Но все закончилось благополучно. И в последний съемочный день Эльдар Александрович мне сказал: «На будущее совет мой тебе. Кто бы тебя ни просил: любимый режиссер, муж или директор, чтобы ты снималась в таком виде, – никогда не соглашайся». То есть он надо мной еще и посмеивался.

– Вы смотрите телевизор?

– Очень редко. Я не из тех людей, кто будет смотреть и плеваться. Что я, сумасшедшая – попусту время тратить? Например, мне не нравятся ситкомы. Эта манера закадрового смеха никогда не была нашей, она пришла с Запада. И с моей точки зрения, это кощунство перенимать все вслепую от заграницы. В комедийных сериалах каждый образованный человек чувствует фальшь. Тебе говорят: «Вот сейчас посмейся». А мне не смешно. И я думаю, что вы идиоты, а не я.

– Есть и другая тенденция: все вдруг встали на коньки и запели.

– Поначалу мне было интересно. Новый необычный проект. Но у нас же меры не знают – как ни включишь, они или поют, или катаются… Могу подбросить, как теперь говорят, креативную идею. Поставьте на коньки старушку и заставьте ее петь изо всей силы. Тогда вся страна повеселится.

– Вы человек старой закалки…

– Да, от этого никуда не деться.

– В связи с этим у меня вопрос: сегодня все кругом – звезды. Снялся в двух сериалах – звезда. А во время вашей молодости звездой считался далеко не каждый знаменитый артист...

– Да и само это слово считалось нескромным. А теперь это дурновкусие так вот бездумно давать оценки, не соответствующие действительности. Причина проста: в обществе отсутствует цензура. Но не в том смысле, чтобы запрещать, а в том – чтобы не позволять каких-то бестактных вещей. И в итоге все идет на самотек. Кто-то сказал «звезда», и пошло-поехало. Теперь уже это термин, который к настоящей звезде не имеет никакого отношения. Разве можно кого-нибудь сравнить с настоящими звездами – Гундаревой или Евстигнеевым, Ефремовым или Янковским? Кстати, это ведь архибольшая несправедливость, что Янковский не стоит в одном ряду со всеми мировыми звездами. Долгое время его не выпускали сниматься за рубеж, и западный зритель о нем мало что знает. Но по всем параметрам Олег Иванович был звездой мировой величины. Внутренний мир его героев всегда завораживал любого зрителя. Никогда не забуду, как в картине «Влюблен по собственному желанию» он играл в дурацкой шапке с помпоном. Он слесарь на заводе, точит какую-то деталь и думает о том, что с ним происходит – то бровью поведет, то глаз вылупит, то стиснет губы… Его изуродовать невозможно было, потому что во всех ролях он крайне убедителен. Я очень ценю, когда в актере есть недосказанность и тайна. Ты смотришь на него и думаешь: «Я не понимаю, как он это делает, но он держит меня в напряжении». И это очень ценное качество, которое у редких актеров бывает. Особенно это заметно в кино, потому что в кино это крупный план и определенная ситуация, которая тебя подпитывает, а в театре – это умение держать зрительный зал. Вот один актер будет паузу делать, от него не дождешься, когда он текст начнет произносить. А у другого актера ты паузы не замечаешь – настолько они вписываются в роль. Вот это замечательное качество, научить которому нельзя. Оно или есть, или его нет.

– За творчеством Александра Лазарева-младшего вы, разумеется, следите с самых первых шагов. Сегодня он один из ведущих актеров «Ленкома». Если ваш взгляд на роль не совпадает, можете ему сказать: «Саша, ты не прав»?

– Могу, конечно. Хотя все, что он делает в театре, мне нравится. Другое дело – кино. Не всегда я довольна фильмом, в котором он снялся. Но свои замечания я стараюсь делать деликатно, чтобы не обидеть. Да и вообще никогда никого не хочу обидеть. Сама знаю, как это тяжело переживается. Может быть, он думает иначе: «Ну, да, мам, совсем ты и неделикатно сказала». Каждый ведь по-своему считает. Но, во всяком случае, конфликты я не люблю.

– Вы пришли в театр еще при Охлопкове. Кто был для вас авторитетом?

– Все. У нас была потрясающая труппа. Это были не только изумительные актеры, но и могикане – совершенно фантастические люди. Охлопков взял нашу молодежную стайку в театр, и, я считаю, нам просто дико повезло, поскольку мы застали таких артистов, как Лев Свердлин, Александр Ханов, Мария Бабанова, Вера Орлова, Татьяна Карпова, Борис Толмазов, Евгений Самойлов… А Глизер и Штраух! Каждое лето проводили на гастролях. Уезжали надолго. Месяц в одном городе, месяц в другом. Каждый день спектакль. Это можно было выдержать только по молодости. Романчики, интриги, страсти – все на виду, ни от кого не скрыться. Я никогда не забуду, как Театр Маяковского поехал в Свердловск. И наша молодая компания сидела в садике под окном гостиницы. Все пели, шумели… И вдруг на пятом этаже открывается окно и оттуда голос Николая Павловича Охлопкова: «Прекратите безобразие. Завтра всех уволю». Разбежались, разлетелись в одну секунду. А сейчас мы и сами ругаемся, когда молодежь нарушает тишину. Да и на съемки в наше время никто не отпрашивался. Я помню, у нас был актер-эпизодник по фамилии Прусаков, его мало кто знал. Однажды он подошел к Охлопкову: «Николай Павлович, я получил приглашение в Монголию». А Монголия в то время была очень даже заграница, можно было какие-то деньги получить. Охлопков говорит: «А ты там был, Сережа?» – «Никогда не был». – «Вот и не поедешь». При Гончарове, при Охлопкове в нашем театре (равно как и во всех столичных театрах) дисциплина была невероятно высокая. А сейчас само время продиктовало новые условия. Сейчас вы ничего не измените. И глупо менять. Кстати, я считаю, что наш художественный руководитель в этом смысле очень демократичный человек… Хотя расстраивается, бывает недоволен, но все равно отпускает молодежь в сериалы, потому что театр не в силах заплатить большие деньги. А ребятам нужно кормить свои семьи.

"