Posted 2 июля 2008,, 20:00

Published 2 июля 2008,, 20:00

Modified 8 марта, 08:07

Updated 8 марта, 08:07

Голливудcкая погоня

Голливудcкая погоня

2 июля 2008, 20:00
Тимур Бекмамбетов первым из российских режиссеров повторил путь Пола Верховена, Джона Ву и Ли Тамахори. После получивших международный резонанс «домашних» постановок его пригласили в Голливуд и дали Большой Бюджет, присовокупив к нему Анжелину Джоли с Морганом Фрименом. Похоже, что не промахнулись: за первый уикенд сбо

Затюканный и закомплексованный клерк Уэсли Гибсон (Джеймс МакЭвой), друг которого втихую спит с его подружкой, встречает в супермаркете сногсшибательную красотку (Джоли), которая огорошивает парня известием, что до вчерашнего дня у него был отец. И не просто отец, а член тайного братства ткачей, призванного поддерживать мировое равновесие. Тут же появляется убийца и начинается яростная, но бескровная перестрелка. Супостат скрывается, а красотка приводит героя к главе братства Слоуну (Фримен), который дает ему боевое задание покарать убийцу отца, кладет на его счет три лимона баксов и отдает для закалки своим подчиненным мордоворотам. Те сперва превращают его в кусок кровавого мяса, потом отмачивают в живой воде и повторяют эту процедуру до тех пор, пока он не выучивается давать сдачи. После чего переводят на трансфизический уровень – учат летать по воздуху и стрелять так, чтобы пуля отклонялась от вертикальной плоскости и могла обогнуть любое препятствие. Ньютон сказал бы, что так не бывает, но законы Ньютона в Голливуде не действуют, там как в армейском анекдоте: «Как сделать, чтобы пушка за угол стреляла?» Ответ: «Положить ее набок». Причем за угол – это еще пустяк: в конце фильма Джоли пустит пулю по окружности.

В мультикультурной мешанине, которую представляет собой эта картина, любитель кино легко углядит составляющие. Тут и «Бойцовский клуб», и шаблон южно-азиатских би-муви под названием «курс молодого бойца», и лекало «офисной драмы», и блатной мотив «отца родного он узнал», и сказка про живую водичку, и «Особое мнение», и «Лара Крофт», и «Матрица» и «Код да Винчи». И, конечно, «Дневной дозор», куда ж без него. Только смешаны они с бекмамбетовской энергией и всеядностью.

В основе «ткаческой» мифологии фильма лежит, ясное дело, древнегреческое представление о нитях судьбы. Но модернизированное – ткут ее не три доморощенные Парки тремя нитями (как об этом написано в мифологических фолиантах), а некий ткацкий станок, полотно которого содержит двоичный код: если «строчная» нить лежит над «столбцовой», это «1», а если под ней – «0». В каком из возможных направлений (справа налево, сверху вниз, по диагоналям или по спиралям) читается текст, на каком языке написан, как маркируются пробелы между буквами и промежутки между словами, благоразумно не сообщается. Тем более что расшифрованный бланк распечатывается самой машиной по-английски, а вся мудрость сводится к тому, что в ней прописывается киллерский заказ: имя человека, которого надо ликвидировать, дабы мировое равновесие не нарушилось. Смышленый зритель, разумеется, тут же раскумекает, кто именно управляет такой Судьбой, но на смышленых зрителей это кино не рассчитано.

Рассчитано оно на тех, кто любит леталки, молотилки и стрелялки – этого добра на экране хватает, и мелькает оно как в центрифуге, так что глаз не соскучится, разве что голова пойдет кругом от циклических пулевых траекторий. В конце, естественно, обнаружится, что стреляли не в того, в кого надо, а покойный папа героя на самом деле не папа, а папа – не покойник. Точнее, не был покойником в тот момент, когда его объявили покойником, а стал покойником вследствие того, что ткацким станком стал управлять не Никто, а тот самый Некто, которого смекалистый читатель вычислил еще в предыдущем абзаце. Правда, в этой мельтешне Уэсли скажет «ткачам» единственную в фильме смешную фразу: «Вы тут шьете или пришиваете?!», хотя это, кажется, каламбур переводчика, а не сценариста. Но так и не догадается ущипнуть себя за ухо, чтобы остановить кинематографический бред.

Комично, впрочем, другое: согласно фильму, для выхода из порочного офисного круга, в котором оказался несчастный клерк, нужно постороннее и даже потустороннее вмешательство. Джоли с Фрименом (который уже играл Бога в «Брюсе Всемогущем») играют как раз тех самых «богов из машины» или «человеков со стороны», которых позднеантичные и позднесоветские драматурги привлекали для разрешения конфликтов своих драм, поскольку были неспособны разрешить их внутренними средствами. Грустно жить в таком мире, господа.

"