Posted 2 июня 2014,, 20:00

Published 2 июня 2014,, 20:00

Modified 8 марта, 04:13

Updated 8 марта, 04:13

Алкогольные грезы

Алкогольные грезы

2 июня 2014, 20:00
Приглашение на постановку звезд мирового театра давно практикуется на русской сцене, но этот сезон можно назвать рекордным. Лепаж – в Театре Наций, Доннеллан – в Театре имени Пушкина, Штеан Кэги – в БДТ, Штайн – в Театре «Et Cetera». Получивший «Золотую маску» за свой спектакль «Там за дверью», показанный на фестивале

Когда-то на огромной сцене Балтийского дома мы впервые увидели великого «Макбета» Эймунтаса Някрошюса. Его трио ведьм, женщин-птиц с танцующими движениями и каркающими голосами. Ловушку-чан с насыпанным табаком, куда был пойман несгибаемый воин Макбет (Костас Сморигинас)… Зло у Някрошюса обволакивало и завораживало, сторожило и преследовало, постепенно пробираясь в дом: ведьмы готовили торжественный пир для Дункана, обметая стол перьями… Сцена пуста, но в зеркалах отражалось и плыло тело убитого короля в белых одеждах. Мир «Макбета» Някрошюса был организован по законам древней магии. Общий закон симпатии предполагал связи между далекими друг от друга вещами: разбитыми зеркалами и убийством, вороньим пером и сумасшествием, стуком деревянных палочек и марширующим войском. В спектакле не было случайных предметов, жестов, деталей. Каждая подробность бросала тень в будущее, множились отголоски. Внутренний мир темных желаний и грязных помыслов обретал реальность. Шевелился ковер на пиру Макбета; земля не удерживала мертвецов: бодрые покойники Дункан и Банко с топорами в спине резвились среди пирующих гостей, пугая до смертной испарины хозяина... Двое убийц деловито прячут под ковер тело, потом аккуратно обминают серый могильный холмик... Череда переменчивых и несокрушимых образов западала в память прямо по слову поэта: «тебя вели нарезом по сердцу моему». Спектакль-мистерия рассказывал о каждом человеке, о нашем мире, о борьбе и поражении, о душе, которая может спастись у самого края бездны.

Финальная сцена открывалась казнью Макбета, которая была прелюдией гибели мира. Распростертые тела лежали на сцене. Гас свет. Волны молитвы поднимались откуда-то из самых глубин: «Miserere, miserere», – просьба о небесном милосердии становилась той самой смывающей грехи водой, о которой молился

Макбет…

Если Эймунтас Някрошюс любое произведение (Шекспира, Чехова, Гете, Данте, Библию) – распахивает в космос, то Люк Персеваль всегда сжимает историю до комнатного пространства, до реалий житейских. Его «Отелло» был о столкновении нравов воинской казармы и вдруг поднявшей душу генерала любви, учившей движениям и словам непривычным и сложным. В «Вишневом саде» Раневская существовала в мире своих снов, в котором всплывала та или иная искаженная подробность далекого прошлого. В «Дяде Ване» действие было перенесено в среду небогатых фламандских фермеров, куда чудом попадала симпатичная женщина Елена, говорящая исключительно по-английски и не владеющая местным наречием. «Макбет» стал историей о вреде пьянства.

В распахнутом пространстве подвешены стальные раскачивающиеся трубы (художник-постановщик – Аннетт Курц (Германия). Странные фигуры движутся в глубине сцены. Сомнамбулически перемещаются ведьмы (их там с полдюжины), прикрытые исключительно собственными волосами. Бегают разного возраста дети в коронах. Все эти фантомы – всего лишь порождения алкогольных грез… И свет Марка ван Денесса (Бельгия) прекрасно подчеркивает эту фантасмагоричность происходящего на заднем плане, целиком отданном подсознанию

Макбета.

Спектакль начинается с долгого протрезвления Макбета после пира с Дунканом. Засунув голову в ведро с водой, он держит ее там так долго, что уже становится страшно: а не захлебнулся ли? Вынырнув к белому свету, Макбет твердо отказывается от убийства доброго короля, родственника и благодетеля. Леонид Алимов в роли шотландского тана подчеркнуто физиологичен: обильная плоть чревоугодника, похотливость бабника, хмельные скачущие интонации пьяницы, легко перескакивающего с крика на извиняющийся шепот, переходящего от полной прострации к алкогольному куражу… Этот Макбет далек от привычных представлений о закаленном бойце, о несгибаемом солдате, привыкшем к битвам, – его пухлые руки к бутылке приспособлены явно лучше, чем к мечу. И только выпив, вдруг начинает петушиться и куражиться…

Недаром Леди Макбет, зная все особенности супруга, подбивает его на злодейство приемами самыми незамысловатыми: укладывается в приглашающей позе, а потом вливает в рот хмельной напиток… Алкоголь действует почти мгновенно. И вот, сжав в руке бутылку вместо кинжала, Макбет отправляется в спальню короля…

Не ведьмы и даже не жена, но именно бутылка губит храброго Макбета и тянет за собой в пучину злодеяний. Отлогий спуск к душегубству герой проскакивает в постановке Персеваля буквально залпом, не выпуская любимую бутылку из рук. Выпил вина – и велел подстеречь и убить лучшего друга Банко вместе с его маленьким сыном… Хлебнул еще – и отправил на резню в дом Макдуфа. Наконец, прихлебывая из двух бутылок зараз, равнодушно констатировал, что Леди умерла не вовремя: нет времени на скорбь.

Финальная битва также разыгрывается только в голове Макбета. Услышав, что Бирнамский лес пошел на Дунсинанский холм, он требует доспехи с неожиданным проблеском воинской гордости. На сцене стоят друг напротив друга Макбет и Макдуф и, услышав, что его противник «не женщиной рожден», Макбет замирает. Гаснет свет, и внятная, простая и грустная история о человеке, в пьяном угаре разрушившем и растоптавшем и жизнь, и честь, и душу, подходит к финалу. И если кто еще сомневался в разрушительном влиянии алкоголя на нравственность, то «Макбет» Персеваля обратит и распропагандирует любого.

В конце концов, каждое время и, добавлю, каждый художник берет из Шекспира то, что может унести, – космическую мистерию или незамысловатое нравоучение, историю грехопадения или иллюстрацию о вреде излишеств…

"