Помрачение рассудка

С некоторых пор словом «романтизм» стало обозначаться все, что лишено порядка и ясности. В этом есть свой резон, ведь романтизм – это реакция на классический стиль, на героический и рациональный подход к искусству. Ярче всего это направление проявилось во Франции почти два столетия назад, когда после наполеоновских войн и разочарований в Революции молодые художники XIХ века начали бунт против разума и социальных идей. Они подняли на флаг душевные смуты, тайные видения и восточную экзотику. Со времен Жерико и Делакруа (главных художников-романтиков XIX века) в живописи появились два лагеря: есть те, кто больше доверяет глазу и уму, и те, кто верит интуиции и подсознанию.

Казалось, что спор романтиков и реалистов (или классиков) в ХХ веке закончился: победил постмодерн. Один и тот же мастер может сегодня копировать античные статуи, а завтра писать иконы – дело не в стиле, а в стратегии. И тут, в начале XXI столетия, совершенно неожиданно французы вновь заявили, что романтизм жив и даже переживает какое-то возрождение у новых художников.

Если это не рекламный ход для представления новой порции коммерческих художников, то стоит внимательно вглядеться в произведения, привезенные в Московский центр искусств. Первое, что объединяет скульптурные объекты Надин Бландиш, графику Карин Хоффман и живописные полотна Оливье Пассье и Прадалье, – отсутствие внятного сюжета. Это, конечно, не абстракция, и реальность там разглядеть вполне возможно (в одном месте – подобие бассейна, в другом – хижина в лесу, в третьем – эротические игрушки), но реализм в прямом смысле затуманен полутенями, разводами и игрой форм. Картины предстают словно в полусне. Никакой социальной темы, общественных проблем или эпатажа. Все завуалировано душевными тайнами и тихой меланхолией: даже дома и улицы на урбанистических пейзажах Абеля Парадалье словно пережили какую-то техногенную катастрофу.

Иные скажут, что это чистой воды упадничество, и будут правы. Именно этот декаданс вкупе с сентиментальностью в последние пять лет Франция усиленно впрыскивает в мировое искусство: вспомним, например, иронично-сюрреалистический фильм «Амели» или музыку Тирсена. Здесь поневоле задумаешься об относительности моды и стилей, и впору идти на поклон к портретисту Шилову с его «загадочными» моделями и к художникам из галерей, размещающихся в ЦДХ. Вот уж где теней и полутеней хоть отбавляй.