Андрей Попов: "Из подсудимых обратившись в судей, они ещё ответят за страну..."

Сергей Алиханов

Андрей Попов родился в 1959 году в Воркуте. Окончил Сыктывкарский государственный университет (Филологический факультет).

Автор поэтических сборников: «Сокрушайся, сердце!», «В гордом мире роковом», «О любви и смерти», «Смысл дождя и листопада», «Перекличка» — литературный альманах (составитель), «Ловцы человеков», «Молчание реки» — переводы из коми поэзии, «Небесное время».

Творчество отмечено премиями: Правительства Республики Коми в области литературы имени И. А. Куратова, Южно-Уральской литературной премией, Международной литературной премией имени Сергея Есенина, Литературной премией имени А. Е. Ванеева, премией Петра Суханова, премией Николая Тряпкина «Неизбывный вертоград», трижды дипломант международного конкурса «Золотое перо», «Российского писателя» в номинации «Поэзия», еженедельника «Литературная Россия».

Стихи переведены на болгарский, венгерский, немецкий языки.

Заместитель председателя Правления Союза писателей Республики Коми, Заслуженный работник Республики Коми.

Член Союза писателей России.

Живет в Сыктывкаре.

Поэзии Андрея Попова свойственен лаконизм и в то же время чрезвычайная ёмкость. Северная правдивость, жесткость, привязанность языка к четким образам — стихи Андрея Попова кажутся порой произведениями устного народного творчества. Поэт далек от эволюционного тренда литературных приёмов, и строфы его, как правило, лишены интертекстуальности. Тем не менее, поэзия Андрея Попова в высшей степени актуальна и современна исключительно благодаря неисчерпаемости духовного содержания, и философский смысл является не в зауми, а в простоте. Поэт не отделяет себя от изображаемого, он не вне, а внутри и жизни, и творчества. И его просодия убедительна и захватывает, возносит и приземляет, и творца, а следом и читателя:

Деревня потихоньку гибла

От дураков и от дорог.

Деревне не хватало гимна,

Высокого, как сена стог.

Простого, словно день недели,

Родного, как коровий рёв –

Чтоб гимн бы этот все запели –

Все семь оставшихся дворов…

Строфы словно шрамы социального бытия, а наиболее удачный художественный прием должен ранить как можно больнее — чтоб «мало не показалось», чтоб «знали наших»… Воспроизводимое и воссоздаваемое стихами бытование именно таково, и мы, между собой, это прекрасно понимаем на нашем на родном:

Твой строгий покой не нарушу.

С диагнозом я не знаком.

Но душу, бессмертную душу,

Вдруг станут лечить порошком.

И, горьких испив люминалов,

Подумаешь – сил больше нет,

Доверчиво примешь усталость,

Как добрый и здравый совет…

При все убыстряющейся скорости передачи информации художественно-эстетический опыт наш почему-то крайне замедлен. Похоже, 65 процентов вечной мерзлоты все же дают о себе знать. Андрей Попов всегда жил и живет, и творит на промерзшей насквозь, на пронизанной ледяными пластами, на родненькой... И его поэзии неразрывна с северной судьбой:

Не растут кипарис, огурец, патиссон.

Только ветер колючий и снег.

Это жизнь для песцов,

Для пеструшек и сов.

Для чего здесь живет человек?!

Для чего я родился, раб Божий Андрей,

Где не надо бы жить никому.

Для того чтоб любить непонятных людей,

Сов, песцов

И полярную тьму…

Андрей Попов выступает на фестивале «Неизбывный Вертоград», посвященный 100-летию поэта Николая Тряпкина, видео:

https://youtu.be/tP3Y4Hl85TE

О поэте и его творчестве множество статей.

Игорь Книгин – поэт, филолог, доцент кафедры Общего литературоведения и журналистики Саратовского государственного Университета, поделился: «Читая стихотворения Андрея Попова, испытываешь подлинные радость и восторг, понимаешь, что погружаешься в удивительный мир…

Стихи ни на чьи непохожи, мощные и в то же время открытые, какие-то даже пророчески-незащищённые, обнажённые до сердечной и душевной глубин и тайн... по-настоящему поразили, захотелось, как это бывает у меня при знакомстве с подлинным поэтическим творчеством, читать всё сочинённое поэтом, независимо от времени создания и тематики.

Поэтическая вселенная одного из самых печальных русских поэтов-современников уникальна по пронзительной тематике, а сам поэт, вне всякого сомнения, наделён особым мировидением и мироощущением, зримая печать которых просвечивает во всём его творчестве...».

Борис Лукин – поэт, журналист, в «Литературной газете», в статье о книге переводов Андрея Попова «Молчание реки», написал: «...о воплощении переводчика в чужих стихах. Те, кто знает собственную ироничную поэтическую манеру Андрея Попова, с присущей ему лёгкой грустинкой и глубоким философским подтекстом, – удивятся, прочитав эту книгу: за небольшим исключением, когда темы чужих стихотворений совпадали с его автобиографией и он выпевал почти свои строки, в остальных случаях Попову удалось сохранить их авторскую индивидуальность.

Поэт, погружаясь в речевой коми поток, сумел вобрать все его ритмы и энергетическую основу, потому и щедро одарил русского читателя стихами коми поэтов во всём их своеобразии и оригинальности... в вечном поэтическом течении реки времён, которая, как мы помним, в своём «стремленье уносит все дела людей…», кроме, пожалуй, стихов…

Андрей Попов – счастливец, у него получилось «вступить в ту же реку» поэзии… вслед за коми собратьями, у которых, по словам поэтессы Татьяны Шаховой: «…слова нашли свои стихи».

В интервью Анастасии Ермаковой — поэтессе, литературоведу и критику, Андрей Попов в «Литературной газете» отвечает: «У нашей литературы два крыла – два языка. И в этом преимущество — в нашем огромном крае, по территории равном Франции, лететь-то лучше на двух крыльях….

Республика Коми по количеству литераторов на душу населения занимает первое место в мире… у нас село не стоит без поэта, пусть порой это и скромный стихотворец, но душа его просит лирического слова – и, может, именно его душевное поле и сохраняет деревню от тотальной эмиграции в город…

Литература становится замечательной, когда её замечают.

А чтобы её замечали, нужен читатель. Надо инвестировать в создание умного, требовательного читателя. Не только в некие проекты, но в большей степени в человека, в созидание в нём иерархии ценностей, в которой литература занимала бы одно из ведущих мест. Таким образом, будет поддержана и национальная литература, как неотъемлемая часть жизни…

Творческую энергию мне позволяет сохранять надежда, что всё ещё впереди, и ещё многое успею сделать...».

И стихи — неотъемлемая часть жизни и нашего читателя:

МОЛЧАНИЕ РЕКИ

Течёт река, не зная языка –

Ни русского, ни коми, ни иного.

По ней плывут цветы и облака.

Молчит река.

Не говорит ни слова.

Река и речь…Язык наш не забыл:

Одна у них природная основа.

Но речь на дно осела, словно ил.

Молчит река.

Не говорит ни слова.

У Стикса невысокая волна –

Кто не прочёл молчания речного,

На время лишь поднимет ил со дна…

И вновь река

Не говорит ни слова.

***

Не помню, погода какая

Стояла, родился когда я.

И вряд ли я вспомню погоду,

Когда, обретая свободу,

Душа моя выйдет из тела.

Тепло было? Буря шумела?

Не вспомню.

На небе прохожий

Вдруг спросит: «Денёк был погожий?»

Денёк, да и век, был короткий.

Всю жизнь слушал метеосводки.

Зачем?! Я ответить не в силах –

Лил дождь или солнце светило,

Стояла погода какая,

Родился и умер когда я.

ЗВЕЗДА РУБЦОВА

Терзаться — так высоким русским словом,

А не игрой усталого ума:

Ей ничего ни дорого, ни ново,

Горит, да в сердце остается тьма.

Когда чадит усталое безверие,

То нам нельзя принять его дела,

Нельзя забыть, что мы сыны Империи,

А не колониального угла.

И потому взойдём на холм — и снова

С него увидим и зелёный шум,

И крест церковный, и звезду Рубцова —

Звезду полей, звезду российских дум.

Когда чадит ленивое безверие,

То кто-то должен бить в колокола

И сохранять высокий дух Империи,

А не колониального угла.

И сохранять молитвенное слово,

Державный свет, трудолюбивый ум

И храм, и волю, и звезду Рубцова —

Звезду полей, звезду российских дум.

* * *

Сердце верит, не устанет.

Гонит прочь

Время тёмных испытаний —

Эту ночь,

Одиночество и ветер,

Трепет сна...

И приходит на рассвете

Тишина.

Тишина — и сразу дорог

Каждый слог.

Что ж я плачу, как ребёнок?!

Это — Бог.

***

Когда Ты молитвам внимаешь,

Глядишь на тревожный закат,

Ты знаешь, конечно, Ты знаешь,

Зачем наши судьбы сгорят.

Сгорят не для точных ответов –

Мы только, как дети, поймём,

Что строгое таинство света

Дополним неровным огнём.

Запутавшись в снах и порядках

И в чаяньях ночи и дня,

Мы просто сгорим без остатка

Неровного ради огня.

Два Николая

Не жаль мне, не жаль мне

растоптанной царской короны…

Николай Рубцов

Жил в Воркуте я, морем Карским

Дышал, читая между дел

Стихи Рубцова. Власти царской

Он не жалел.

А я жалел.

И морем Карским, и свободой

Дышало небо надо мной.

Жаль храм, разрушенный народом,

Народ, измученный войной

С собой…

Жаль веру:

став обузой,

Ушла в стихи и лагеря.

Мне жаль Советского Союза.

И жаль убитого царя.

Мне жаль разрушенный, как атом,

Народ

И храма русский свет...

Что царь убит своим солдатом,

Своею женщиной – поэт.

***

Деревня потихоньку гибла

От дураков и от дорог.

Деревне не хватало гимна,

Высокого, как сена стог.

Простого, словно день недели,

Родного, как коровий рёв –

Чтоб гимн бы этот все запели –

Все семь оставшихся дворов.

И от мелодии душевной

Смог осознать любой дурак,

Что гибнет русская деревня,

Но не сдаётся, как «Варяг».

***

Поэзия таится в быте,

И быт поэзию таит.

Внимательнее посмотрите

На незамысловатый быт.

Предметы мебели, посуда,

Герань, гардины и карниз –

В них чувство меры, в них причуда

И нерасчётливый каприз.

Вот список кораблей Гомера!

Метафоры мелькнувших лет!

Несбывшихся надежд…

В них вера,

Что есть любовь, а смерти нет.

***

В искусстве исчезает тайна –

И ничего оно не стоит,

Когда становится дизайном,

Годится разве на обои,

Когда годится на флешмобы,

На аппликации для майки,

Когда заискивает, чтобы

Понравиться домохозяйке,

Девице томной и альбому

Солдатика со службы срочной,

Понравиться жлобу любому,

И взгляду скважины замочной.

И опускается до мата.

Противиться не в силах гордым –

Искусство чёрного квадрата

Годится разве на кроссворды.

А тайны нет. Она уходит.

То в духа древние колодцы,

То растворяется в природе,

То в сердце детском вдруг проснётся.

***

Я вас люблю. И потерять боюсь.

И как без вас переживу я зимы,

Чьи времена и сны необозримы,

А с ними — одиночество и грусть?

И с кем я словом точным поделюсь,

Догадкой, что тревожно поразила?

И кто поймёт, что жизнь невыносима

И невозможна без любви?.. И пусть,

Как незабвенный римский прокуратор,

Чудные речи вежливо ценя,

Со мной решите незамысловато.

И перед неизбежною расплатой

Я вас люблю. И знаю, что когда-то

Вам будет очень не хватать меня.

***

Качнулось небо, как ладья

От всплеска моря у причала.

И ты проснулась от дождя,

О странном сне мне рассказала.

И в тихом голосе твоём

Мелькнула вера, как зарница…

И сон, разбуженный дождём,

Решил, что надо завтра сбыться.

***

Дни терял я порой понапрасну,

Но любил только то, что любил.

Никогда не хотел быть несчастным

И счастливым поэтому был.

А когда было невыносимо –

Предавали, кто дорог и мил;

На могиле погибшего сына –

Я себе повторял, говорил:

– Слава Богу!

Всё будет в порядке,

А как выйдет? Не знаю и сам...

Пусть покажется вам, что всё гладко,

Всё легко – пусть покажется вам.

Одноклассники

Припомню вновь приветливые лица

Весёлых одноклассников моих…

Один в психиатрической больнице

Пытается понять свободный стих.

Чтоб не тревожить строгих санитаров,

Бубнит верлибры веку и стене

И верует, что обладает даром

Скрывать созвучья в уходящем дне.

Второй в тюрьме, глядит через решётки

На Божий мир любви, измен и слёз,

Где умирает от палёной водки

О русском сердце вспыльчивый вопрос,

И привыкает к паханам и нарам,

Ко снам туберкулёзной духоты,

И верует, что обладает даром

Плевать на всё с тюремной высоты.

Другой на подоконник встал –

Влюбиться

Хотел в родную спящую страну.

И сделал шаг навстречу вольным птицам

В растерянную высь и глубину.

Упал на тротуар, но от удара

Никто не вздрогнул в хмуром городке…

А веровал, что обладает даром

Перекурить печаль на сквозняке.

Четвёртый сгинул в кишлаках Афгана:

Восточный муж, имеющий трёх жён,

Внимательный читатель сур Корана,

Ему отрезал голову ножом.

Росла чинара, блеяла отара,

Его «калаш» сгодился на калым…

А веровал, что обладает даром

Домой вернуться к матери живым.

А пятый – дьякон, учит мир молиться

И сильно пьёт за ближних и родных,

Припомнив вновь приветливые лица

Весёлых одноклассников моих.

И выпью я, раз не звучит кифара,

И нет в душе спокойного угла,

И кажется, что всё проходит даром –

Напрасны наши думы и дела.

Мы исчезаем… Остаётся смута.

Её бы словом дружеским унять.

Но, встретившись случайно, почему-то

Стараемся друг друга не узнать.

Скупая гадалка

Цыганка привокзальная сказала,

Что проживу я девяносто лет.

Ответил я: – А почему так мало?!

Прибавь немного! Денег, правда, нет.

Хватило б девяносто, может, в Польше,

Во Франции, в Танзании, в Перу.

В России надо жить гораздо дольше.

С чего я преждевременно умру?!

Жить надо долго, от свобод и пыли,

Зимы и тундры не отдать концы –

И как твою бы душу ни казнили

За новый мир ревнивые борцы.

Не разболеться смутой и порядком,

Переворотом, поворотом рек,

Но ощутить простор и жизни краткость,

Как может только русский человек.

И ощутить, что можно всё сначала,

Когда тебе лишь девяносто лет!

Цыганка привокзальная сказала:

– Зачем жить дольше, если денег нет?..

Ошибка Афанасия Фета

У чукчей нет Анакреона,

К зырянам Тютчев не придёт.

Афанасий Фет

Фёдор Тютчев к зырянам пришёл,

Это стало для Фета укором,

Но затем подошли рок-н-ролл,

Гербалайф, орифлейм и Киркоров –

И не сразу теперь разберёшь

Голос Тютчева в этом содоме,

Что есть мысль изречённая ложь...

Вот беда! И не только для коми!

Жизнь теперь называется лайф –

В этом кайф и конец разговора,

Потому что кругом гербалайф,

Рок-н-ролл, орифлейм и Киркоров.

***

Я опоздал… Куда года летели,

Глаза глядели, не пойму никак…

Чего уже мне драться на дуэли?!

Неюный возраст для смертельных драк.

Уже я не избавлюсь от сомнений,

Зачем взводить старательно курок?!

Чтобы жена сказала: «Ты не гений.

Стреляет гений мимо. Ты не смог».

Я опоздал… Мне гением быть поздно.

И поздно бередить об этом грусть.

Я опоздал стрелять картинно в воздух.

Неюный возраст. Я не промахнусь.

***

Поэт молчит,

Слова сжимают душу,

Сжимают жизнь.

И надо слушать… Слушать!

И слышать –

Слышать

Тонкий переход

От жизни к слову.

И наоборот.

Поэт молчит…

А празднословья ветер

Безудержно

Гуляет по планете,

Несёт пургу душевной шелухи –

Трескучий вздор,

Ничтожные стихи.

И даже пастырь

В комнате алтарной

Записывает свой стишок

Бездарный,

Чтобы поэта хлопнуть по плечу:

– Молчишь, поэт?

А я вот не молчу.

Мои стихи читают хором дети

И премию

«Всё сказано на свете»

Вручили мне

Торжественно вчера

За лёгкий слог и брызги от пера.

Поэт молчит,

А про себя рассудит:

– Хорошие мне – слава Богу! – люди

Встречаются.

Прощают мне грехи.

Но чёрт их дёрнул сочинять стихи,

Когда не слышат

Тонкий переход

От жизни к слову –

И наоборот.

В незваных гостях

Н. Кузьмину

От русской Непрядвы остался ручей

И ропот стиха или бреда.

По этому поводу водки не пей,

В незваных гостях не обедай,

Заслуженных гениев не матери,

Мы сами своё заслужили,

Ревнивой стилистики пономари

В нетрезвой лирической силе.

Мы всех обличили до самого дна

Беспечной души и стакана.

И нету Непрядвы – неправда одна

В народных мечтах и туманах.

От русской победы остался музей,

Словарь и привычки пехоты.

По этому поводу водки не пей

До патриотической рвоты.

В незваных гостях не растрачивай дни

И светлую душу поэта.

И русскую Родину не хорони,

Пока есть стихи и ракеты.

***

Мне есть кого прощать. И пусть прошло.

Пусть им предать, что выпить чашку чаю,

Но на душе порой и тяжело –

Мне надо их простить.

И я прощаю.

Прощаю им неискренность и страсть,

Что заблудились в лабиринтах быта –

И жизнь им, как измена, удалась.

Но мною прощена.

И мной забыта.

Очарованные

О, Русь моя! Жена моя!

А. Блок «На поле Куликовом»

Пальнём-ка пулей в Святую Русь...

А. Блок «Двенадцать»

Судить гражданскую войну,

Поверь, я не берусь.

Но Блок стрелял в свою жену –

Пальнул в Святую Русь.

Нажал на гордые слова –

На спусковой крючок,

Жена любимая мертва,

От горя умер Блок.

Святую выбрал он мишень,

Но из последних сил

Молился, плакал о душе –

Господь его простил.

Поверил Бог его слезам

Об искренних грехах,

Нектарий, старец, так сказал,

Из Оптины монах.

Хотят дойти до небеси

Надежды наших строк,

Но Русь Святую воскресить

Пока никто не смог.

Гадаем каждую весну,

Воскреснет или нет.

И на убитую страну

Глядим уже сто лет.

Но вновь заводим разговор

До настоящих ссор,

Как передёргивать затвор

И как стрелять в упор.

Важнее выяснить про слог

И образ речевой.

Как точно Блок стрелял в висок –

Какой поэт большой!

***

Восходит в тихом сердце речь,

Как сквозь асфальт трава.

Господь принёс не мир, а меч –

И это не слова.

И не расплатишься сполна,

Что ночь сорвалась с уст,

Что распадается страна,

Что дом, как бубен, пуст,

Что ты стоишь в дверях вины,

О долге бормоча…

Не может воин без войны,

А Слово – без меча.

***

Пустили слух, что умер Бог. В восторге

Десятки независимых газет

Об этом пишут. И сказал Георгий

ИвАнов: «Хорошо, что Бога нет»

Забавно это модным менестрелям

И разным социальным докторам.

Нет больше Бога. В Бутове расстрелян.

И продан за границу, как уран.

Волнуются московские предместья,

Алтайский край, Владимирский централ.

Чего шумят?! Мы знаем, Бог воскреснет.

Он для того всегда и умирал.

НЕБЕСНОЕ ВРЕМЯ

…до скончания неба он не пробудится…

Иов. 14, 12

Иссыхают озёрные воды,

Иссякают ручей и река.

Укрепляют небесные своды,

Как колонны и стены, века.

Небо

времени держат опоры –

Уходящие дни и года…

Разрушаются скалы и горы,

Исчезают в песках города.

Человек, как планета, остынет…

Где укроет его тишина?

До скончания неба отныне

Не сумеет воспрянуть от сна.

Человек будет спать, представляя,

Что не зря появился на свет,

Что не зря – ни конца и ни края

По небесному времени нет.

***

Увы, страницы летописных книг

Не сохранили память о моих

Живучих предках. Но от них в наследье

Достались мне терпенье и усердье.

И в день мой смотрит молчаливый лик

Из дальнего забытого столетья,

И сознает душа свое бессмертье,

Пускай всего лишь на короткий миг.

ВОРКУТИНСКИЙ ВОПРОС

Я родился в краю гагар,

Куропаток и белых сов,

И сюда никакой Макар

Не гонял телят и коров.

И в судьбе моей падал снег,

Снова падал – как будто впрок.

Я смотрел на него, как зэк,

У которого долгий срок.

Я смотрел на него в упор,

С ним легко соглашаясь в том,

Что не я выбирал простор,

Что не я выбирал роддом.

Кто же выбрал? Какая цель?

Непонятно. Туман и тьма.

Но зато впереди метель,

Но зато впереди зима.

Дорога через осень

Темнеет осень.

Тьма ее глуха.

Повсюду слякоть – грязь.

И на душе ни одного стиха,

Чтобы душа спаслась.

От осени,

От стыни ветровой,

Дождливых октябрей…

Куда, мой свет, идти?

Иду домой.

Хочу дойти скорей.

***

Ни красным, ни белым не нужен,

Зеленым я не ко двору,

И с синими что-то не дружен,

Тянусь от обиды к перу,

От гнева, что красные красны,

Зеленые так зелены! –

По-черному белые властны,

А синие снова пьяны.

Желтеют мечты о свободе,

Коричневы думы в народе –

Родная цветная страна!

И вновь ничего не выходит,

Не выйдет у них без меня.

НА РАСПУТЬЕ

Куда идти?

Что ждет в пути меня?

Любовь и слава?

Горе да мытарства?

Свернешь направо –

И съедят коня,

Пойдешь налево –

В Тридесятом Царстве

Отдашь коня и сбрую, и клинок –

Заплатишь обязательный оброк

Для общего квартального итога.

Порядок! Никому не нужен Бог.

Пойдешь направо – потеряешь Бога,

Его забудешь ради барыша,

Чтоб обрести богатые печали.

И повернешь налево –

Храм взорвали,

И смерти ждет бессмертная душа…

Куда идти?

Ни в правой стороне,

Ни в левой – нет ни Бога и ни Храма.

Партком, макдоналдс,

Биржа, пилорама…

Лишь на словах любовь

В большой цене.

Куда идти?

Наверно, только прямо.

***

И твоя, наверное, душа

По небу кружила в полудреме,

Чтобы стать тревогой малыша,

Голосом земным в родильном доме.

Помнишь: утро, солнечный восход,

Распорядок медицинских буден?

Завершался медленный полет…

И другого выбора не будет.

Так душа из неба вышла вон,

Обещая, что вернётся скоро.

Было ли?

Быть может, только сон.

Снова и тебя тревожит он –

Тоже невозможностью повтора

***

Вновь наступит весна, возвращая надежды приметам.

Но студентка – красивая!– в библиотеку войдет,

Книгу выберет «Сборник совсем неизвестных поэтов»

(Никому неизвестных в тот очень двухтысячный год),

Терпеливо и бережно перелистает страницы –

Многолетних раздумий и опытов краткий итог.

По счастливой случайности в сборнике том сохранится

Мое лучшее стихотворение – несколько строк.

И она их прочтет – не поймет невеселый мой юмор,

Но она улыбнется – на улице будет весна.

И подумает: «Бедный, когда, интересно, он умер?

И какая была у него, интересно, жена?»

Лечение усталостью

И.Д. Шамрай

Прием процедур и таблеток,

Нелепый больничный халат,

Смиряют волненье диетой,

«Дышите ровней», – говорят.

Твой строгий покой не нарушу.

С диагнозом я не знаком.

Но душу, бессмертную душу,

Вдруг станут лечить порошком.

И, горьких испив люминалов,

Подумаешь – сил больше нет,

Доверчиво примешь усталость,

Как добрый и здравый совет.

Тревожные слезы иссушишь,

Друзей поменяешь и быт...

Скажи – пусть не трогают душу.

Не лечат. Ничем. Пусть болит.

ХРАМ НА КАМНЕ

…иное упало на места каменистые…

Мф. 13, 5

Вышел сеятель сеять…Упало зерно

В каменистых местах, на гранитное дно.

Не в зыбучий песок – с ним фундамент не тот.

В каменистых местах и трава не растёт.

Дом построишь зато из гранитовых гор,

Если вовремя камни собрать – то собор.

Но пробился сквозь скалы пшеничный росток

И не ведал, что время уходит в песок.

А зерно-то взошло! По небесным словам

В каменистых местах возвели Божий храм.

Только солнце взошло – и росточек увял:

Не имел он корней среди каменных скал…

И разрушенный храм не глядит на Восток:

Бывший храм, словно время, уходит в песок.

И куда упадёт русской веры зерно?

Время камни собрать, если время дано.

ВОРКУТИНСКИЙ ОТВЕТ

Не растут кипарис, огурец, патиссон.

Только ветер колючий и снег.

Это жизнь для песцов,

Для пеструшек и сов.

Для чего здесь живет человек?!

Для чего я родился, раб Божий Андрей,

Где не надо бы жить никому.

Для того чтоб любить непонятных людей,

Сов, песцов

И полярную тьму.

***

Подумал: ничего я не успел.

Зима сжимает сердце или старость?

И столько светлых безнадежных дел

В моих черновиках еще осталось.

Проходит жизнь –

и не берет в расчет

Неторопливость русского поэта.

Пусть ничего меня уже не ждет,

А я вот жду – еще наступит лето.

А я вот жду…

Прости, Господь, раба,

Что ропщет на погоду и усталость.

И понимает, что его судьба

Не началась.

И все же состоялась.

***

Надежда живет, хоть хандрит от невзгод,

Надежда сильней год от года,

Что сердце народное Русь соберет…

Но где оно, сердце народа?

В селениях праведных – на небесах?

Так петь ему вечную память…

А мы его ищем в кержацких лесах,

В стихах и в заброшенном храме.

ДРУЗЬЯ

И чёрен хлеб мой, да не пресен.

Неприбыльное ремесло –

А всё-таки от тёмных песен

Кому-то станет и светло.

И во дворце или в лачуге,

На севере или на юге

Мудрец иль юный баламут

И обо мне, как лучшем друге,

Помыслит несколько минут.

Его в сюжете стихотворном

Заденет странная строка,

Туманным чувством, хлебом чёрным

Душе покажется близка.

Жаль, что слова перебирая

И снова поправляя слог,

Об этом даже не узнаю

И так же буду одинок.

ПРЕДЧУВСТВИЕ ВОЙНЫ

Там, где соседка сажала укроп –

Утром смотрю из окна -

Вырыли странные люди окоп…

Видимо, будет война.

В город вошел чужеземный язык -

И наполняет базар.

И подступает к домам борщевик,

Неприхотливый анчар.

Город пока еще, кажется, наш,

А не попкорна и дынь.

Что-то пейзаж стал похож на блиндаж,

И на плакатах – латынь.

Мне объясняют: совсем не окоп,

И я напрасно смущен,

Эту траншею вырыли, чтоб

Лучше жил микрорайон.

Я им поверю, но только на миг,

Мне вся картина ясна –

Прямо к домам подступил борщевик…

Видимо, будет война.

СЫН ДЕСНИЦЫ

Любил и пил, и день-деньской

Лепил юродиков из глины,

Но выгнали из мастерской

За непонятные картины.

Как разговаривать с тоской,

Как объяснять ее причины?

Он стал легендой городской

До предсказуемой кончины.

Он был при жизни знаменит

Тем, что бывает только пьяным.

Он понимал, что предстоит

Замерзнуть в городе туманов —

И душу грел… Подвел загул —

Укрылся снегом и уснул.

ГОЛУБЬ СЛАВЫ

Кто не мечтает порою о славе,

Не понимая, что слава как суд.

Памятник люди герою поставят –

И голубей рядом с ним разведут.

Сизая птица, но вязью зелёной

Вынесет свой приговор – и летит,

Не различая, какой там учёный,

Вождь или бард принял каменный вид.

В небе парит голубиная стая –

А на граните её письмена,

Краска признания…Слава земная!

Тайная правда твоя и цена.

* * *

Жажда подступит – ты ищешь воды живой,

Влаги небесной. Но только вокруг пески.

Сухость на сердце, словно она часовой,

Видит, что приближается ветер тоски.

Ветер тоски, порывистый и штормовой.

Небо темнеет. Дороги к воде узки.

Что за погода?! В сердце и над головой.

Жажда и небо сжимают тебе виски.

День завершается – ляжет на самом дне

Памяти и непогоды. Совсем темно.

Это тоска по правде. Тоска по стране.

Жажда, насытить которую не дано.

Но почему её имя опять – тоска?!

Как с нею сладить на узкой тропе песка?

РУССКИЕ ЦАРИ

Покойные цари не вечно будут

Молчать и предаваться только сну.

Из подсудимых обратившись в судей,

Они ещё ответят за страну.

Они пройдутся по статьям и датам,

По списку обвинений и заслуг,

Они ещё ответят кандидатам

И докторам трагических наук.

И в жёстком споре, что же было главным

Из множества событий и цитат,

Они ещё без ропота – на равных –

С историей страны поговорят.

ВЛАДИМИР КЕМЕЦКИЙ

Не жилось во Франции поэту,

Захотелось посмотреть на снег,

И уехал он в страну Советов,

Где так вольно дышит человек.

Где растет на кочках тундры ягель,

И где дышит почва, а не блажь.

И пошел он по этапу в лагерь

За любовь к стране и шпионаж.

За любовь и странные оттенки

Той любви.

Поди, предугадай,

Что тебя за них поставит к стенке

Трудовой народ, любимый край.

Не рыдала скудная природа,

Расстреляли — да и все дела,

Около Кирпичного завода

Воркута поэта погребла.

Замели январские метели

Узника и смыслов жизни путь.

Он совсем не думал о расстреле,

Не просил во Францию вернуть.

Не хотел судьбу менять — и умер…

В Воркуте живу который год —

Я бродил по тундре и подумал,

Глядя на заброшенный завод,

Что Россию власти не согнули,

Что никак не понимает власть,

Если честно до последней пули

Жизнь прошла, то, значит, удалась.

Удалась, хоть гении ГУЛАГа

Не нашли в ней никакой цены.

Что же мы меняем честь на благо,

И порой, как Франция, скучны?!

***

Жена!

Я не считал года –

Прошли легко, как дым.

Но почему ты молода?

А я вдруг стал седым?

Жена!

В какой счастливый миг

Вошёл неясный страх?

Зачем мне этот строгий лик

И пепел на висках?!

И снег, и мел –

В одной судьбе.

Как будто это грим.

Когда я изменил себе?

Когда я стал седым?!

* * *

Рассеянной жизни упорство,

Не знающий отдыха труд –

Стихи да стихи...

Стихотворство…

Года, как минуты, бегут.

К чему?

Никакая известность

Души не утешит живой.

Уйду –

А родную окрестность

Засеют забвенья травой.

Но, может быть,

Странным мученьем

От мыслей унылых и смут

Отвлёк я кого-нибудь –

Чтеньем

Стихов.

Хоть на пару минут.

***

В лесу, где лешим сломана нога,

Спасаясь от химических отходов

И от греха нетрудовых доходов,