Posted 2 февраля 2009,, 21:00

Published 2 февраля 2009,, 21:00

Modified 8 марта, 07:42

Updated 8 марта, 07:42

Когда стреляет камера

2 февраля 2009, 21:00
Фестиваль архивного кино «Белые Столбы» в тринадцатый раз прошел в Госфильмофонде России. Как и в прошлые годы, одной из важнейших его программ была подборка пропагандистских фильмов враждующих стран, позволяющая изучить технику обработки мозгов. Лучшего примера, чем немецкая и советская пропаганда 30-х – 40-х годов пр

Особенность кинематографического оружия состояла в том, что оно направлялось не против врага (до него оно не доходило и дойти не могло), а против граждан собственной страны, которым требовалось влить в головы заведомо ложные представления. При этом противники едва ли предполагали, что опровергающие друг друга фильмы когда-нибудь столкнутся на одном экране. Впервые свели их вместе известные киноведы Майя Туровская и Владимир Дмитриев, которые при первой же возможности (во время горбачевской перестройки) объединили фашистские и советские фильмы 1930-х годов в кинопрограмму «Москва–Берлин», показанную в Германии и в СССР. Этим они сделали достоянием любителей кино то, что раньше было известно лишь специалистам, – что сходство двух тоталитарных режимов, гитлеровского и сталинского, доходит до деталей и что фильм о юном гитлеровце Квексе, выросшем в семье коммунистов, структурно аналогичен фильму о юном пионере Павлике Морозове, выросшем в кулацкой семье. При этом ни тот, ни другой не похож ни на один французский, английский или американский фильм.

Столь же показательно сопоставление нацистских и советских киножурналов, выходивших перед Великой Отечественной войной и во время войны. Вот продукт сталинской пропаганды 1939 года: солдаты в советской военной форме идут по городу, толпы радостных жителей на улицах бросают цветы, а дикторский текст сообщает, что это жители Западной Украины приветствуют солдат-освободителей. Вот симметричное изделие геббельсовского ведомства (1941 год): солдаты в немецкой военной форме идут по городу, толпы радостных жителей бросают цветы, а немецкий дикторский текст говорит то же, что и русский.

Предположений, объясняющих эти два сюжета, может быть, по меньшей мере, три. Первое: за два года жители могли разочароваться в советской власти и приветствовать установление нацистского режима, о котором имели такое же слабое понятие, как и о режиме коммунистическом. Второе – в обоих случаях жителей заставили приветствовать оккупантов. Третье – изготовители журналов подмонтировали к кадрам прохода солдат по городу кадры праздничной толпы, снятые в другое время и в другом месте. В 2009 году столь грубый трюк, скорее всего, не прошел бы, а в 1939-м и 1941-м – легко: тогда зрители, особенно советские, были доверчивей и настолько меньше знали, что едва ли смогли бы отличить Львов от Вены.

Что происходило на самом деле – подлежит исследованию. Несомненно лишь одно – что при помощи одних только ножниц и дикторского текста, без выкадровки, пересадки и тем более без компьютерной графики можно внушать зрителям то, что требуется власти. Один и тот же кадр – допустим, вскрытую массовую могилу – можно выдать и за свидетельство зверств гестапо, и за свидетельство зверств НКВД. Именно это и произошло, когда катынское захоронение сняли сначала фашисты, а потом коммунисты. Анджей Вайда в своем недавнем фильме «Катынь» показал кадры из обеих «хроник» – и создал стереоскопический образ страшной эпохи. Из рассекреченных документов известно, что цвет польского офицерства был расстрелян по приказу Сталина, но мог быть расстрелян и по приказу Гитлера, для которого гордые поляки представляли такую же опасность. Правда, значительная часть нынешних поклонников Сталина искренне отрицает причастность НКВД к катынскому расстрелу, а часть неофашистов столь же искренне отрицает Холокост.

Сопоставление «хроник», выпускаемых враждующими сторонами, можно продолжать до бесконечности. Ирано-иракский, англо-аргентинский, палестино-израильский и прочие региональные конфликты дают все новые и новые материалы для изучения.

Другое дело, что фильмо- и телефонды – учреждения государственные и потому являются индикаторами государственных настроений. В СССР один лишь умысел совместного показа советских и фашистских лент был бы квалифицирован как государственное преступление. Хотелось бы знать, как будет расценена программа «Российско-грузинский конфликт 2008 года в российских, грузинских и американских телерепортажах», если кто-то предложит осуществить такой совместный проект соответствующим учреждениям России, Грузии и США.

"