Леди и лесник

Когда Дэвид Лоуренс в ХХ веке печатал свой роман, он, несомненно, знал: в конце 1920-х годов общество еще не созрело, чтобы сочувственно воспринимать историю об английской леди, которая, живя с мужем импотентом, взяла в любовники собственного лесника. Скандал был двойной: и в области личной жизни (откровенные сексуальные сцены и сочувствие автора изображаемому пороку), и по части общественного устройства (аристократка и простолюдин, вот ужас!). Потребовались десятилетия, прежде чем был снят запрет на повторные публикации. А теперь роман наряду с набоковской «Лолитой» числится не по ведомству фривольного чтива, а в почетном ряду литературной классики.

Жюльен Лестель, бывший танцовщик Парижской оперы и Балета Марселя, взялся за «Констанцию» в 2009 году. Балет в пресс-релизе описан как спектакль для восьми человек: «два солиста исполняют роль мужа героини, два – ее любовника, и четыре солистки – роль самой Констанс». Но в Москве танцевали лишь четверо: один муж, один любовник и две героини. Использована минималистская музыка Филипа Гласса, построенная на повторениях одной темы. Она кажется «вязкой» и «прилипчивой», при прослушивании возникает ассоциация с замкнутым кругом, а уж танцевать под это – все равно, что биться в силках. Но именно такой эффект и хотел получить хореограф, выбирая партитуру. Ведь история, рассказанная в романе Лоуренса, – это психологический «капкан», в который попадает героиня. И «черный кабинет» без всяких декораций, но с локальными световыми эффектами такому восприятию помогает.

Когда зрители узнают, какое литературное произведение легло в основу «Констанции», они тут же хотят увидеть, много ли в спектакле «клубнички». Лестель тоже объявляет «самую глубинную чувственность и самые интимные переживания». Конкретной истории он не пересказывает. Нет и аспектов английской провинциальной жизни с ее предрассудками и классовыми антагонизмами, что у Лоуренса составляет немалый пласт. В центре внимания – оголенная история страсти как синонима любви. В преамбуле на авансцене исполнители позируют перед публикой, почти не сходя с места, поворачивая тела разными ракурсами и в противофазах (вот он, антагонизм героев) завиваясь винтом. Далее леди и мускулистый лесник друг к другу пластически присматриваются и «принюхиваются», в то время как субтильный супруг изводит жену угрюмостью. Потом герои падают друг другу в объятия, их танец становится «жарче», в нем, как в любовной игре, чередуются телесные «биения» и спады активности. В финале, после бурной размолвки Констанции с мужем, любовница, вознесенная любовником в могучей поддержке, уплывает вместе с ним к дальней кулисе.

«Скрытое цитирование стиля и техники Нижинского, Баланчина, Лифаря и Мясина» – так Лестель описывает свою хореографию. Все участники спектакля имеют классическое балетное образование, и пластика им дана соответствующая: чтоб можно было щегольнуть точным вращением, развернутыми бедрами, четкими позициями, разработанными стопами и изысканно поставленными руками. В принципе так может делать любой выпускник балетной школы: во Франции хорошо учат. Но обещанной страсти в этом академическом танце немного, несмотря на то что Лестель заставляет артистов по-всякому изображать эротический надрыв. Старательно выделывающие свои па «греховодники» даже в моменты любовного пика ни разу не улыбнулись. Из всех участников только гибко-юркий Жиль Порт (баронет Чатттерлей) показал танец настоящего солиста, а не выбившегося в люди работника кордебалета. Зато костюмы вполне говорящие. Муж весь в черном, что подчеркивает его унылость по жизни. Любовник, похожий на фавна, в чем-то пастушеском. Обе Констанции выходят в платье, похожем на нижнее белье с корсетом, чтоб не пришлось долго раздеваться, когда плоть возьмет свое.

Впрочем, общее впечатление от балета не позволяет говорить о неудаче: это средней добротности неоклассика, без какого-либо прорыва вперед, но и без провала. И ничего скандального в балете нет. Поглаживание ноги партнера, когда партнерша возлежит у него в коленях? Поцелуи в шею? Трение спинами? Тесные объятия в любовных дуэтах? Так это сегодня норма. Бывало в современном танце и куда круче.