Posted 1 сентября 2010,, 20:00

Published 1 сентября 2010,, 20:00

Modified 8 марта, 06:55

Updated 8 марта, 06:55

Сапожник и пироги

Сапожник и пироги

1 сентября 2010, 20:00
Кино и фотография – родственные искусства, однако между фотографом и кинорежиссером лежит пропасть. Этот тезис методом «от противного» доказал знаменитый фотохудожник Антон Корбайн в своем втором фильме. Можно даже сказать, что противное здесь портит приятное, в том числе самого Джорджа Клуни в главной роли (на фото).

Фотография отличается от кинокадра, в частности, тем, что она, как правило, не предполагает мысленной экстраполяции, то есть выхода за пределы зрительного поля. Говоря математическим языком, в ней дано все, что требуется доказать. Отдельный же кинокадр принципиально неполон и наполняется лишь при помощи окружающих его кадров. Если не принимать это во внимание, кино сведется к фотоальбому. Именно так произошло в «Американце», хотя, конечно, не в полной мере. Если бы Корбайн в своей картине обошелся вовсе без кинематографических элементов, то, скорее всего, его произведение было бы признано крутым авангардом и объехало все выставки современного искусства, на которых показываются видеоинсталляции. Штука в том, что сам автор об этом не помышлял: предназначая «Американца» для коммерческого проката, он напрасно стремился потрафить массовому вкусу. Что, собственно, и является самым противным, хотя, разумеется, само сочетание несочетаемого можно объявить последним писком киномоды.

Начать с названия. Поскольку герой, как-никак, убивает несколько человек, звучит оно обличительно, но по существу с фильмом не связано. Конечно, Клуни изъясняется на американском английском, но ничто не свидетельствует ни о его гражданстве, ни о том, что он связан с американскими спецслужбами. К тому же, как он ни старается придать своему лицу жесткость, сквозь натянутую мину проглядывает характерный облик «латинского любовника» (притом скорее итальянского, нежели «мачистого» испанского типа), принесший ему славу самого сексуального мужчины мира.

С другой стороны, Корбайн сразу же делает непростительную с точки зрения кассы ошибку. В первой же сцене герой убивает женщину, больше того – свою любовницу, с которой только что нежился в постели, причем убивает для перестраховки, поскольку никакой опасности она не представляла. Для режиссера было бы по меньшей мере опрометчиво рассчитывать, что после такого проступка «американец» сможет вызвать сочувствие зрительниц-женщин, а «Американец» – привлечь женскую аудиторию. Но в том-то и дело, что Корбайн никакой не режиссер, так как причинно-следственные связи, все эти «так как», «поскольку» и «значит» для него попросту не существуют – совсем как для ребенка, не понимающего, как это красивый огонек зажженной им спички вызвал столь уродливые последствия. Самое комичное (но не смешное), что эта его детская особенность невольно запечатлена в картине: герой, будучи то ли киллером, то ли подпольным оружейником (типичная для фильма неясность), прикидывается фотографом – так же, как фотограф Корбайн прикидывается кинематографистом.

И так во всем. На десятой примерно минуте фильма распорядитель-итальянец отправляет «американца» из Рима в место, где, как он говорит герою, «никто не обратит внимания на твое присутствие». Этим местом оказывается горное селение Кастель дель Монте (буквально, «замок горы»), где, как сообщается в пресс-релизе, «проживают всего 129 жителей», каждый из которых, разумеется, не может не обратить внимания на нового человека, да еще со здоровенной фототрубой (лишний фаллический символ), с которой не умеет обращаться. Для комедии это было бы отменной шуткой, но Корбайн вовсе не шутит. Он продолжает гнуть свое – располагает в том же поселке публичный дом, чем, сам того не ведая, наводит склонных к логике зрителей и зрительниц на ложную мысль о нимфомании горных жителей, вызванной, по всей вероятности, недостатком кислорода.

Публичный дом нужен, конечно же, для того, чтобы киллер повстречался с проституткой и заставил Достоевского перевернуться в гробу. Шлюху изображает дочь комиссара Каттани Виоланте Плачидо. Жаль, нельзя сказать, что «плач» в ее фамилии также непроизвольно-неслучаен, как и все в корбайновском произведении, однако единственная задача сладкой парочки – заставить зрителей заплакать от умиления. Памятуя о задании сыграть слезоточивую любовь, актриса напрочь забывает о том, где работает ее героиня, и ведет себя в постели как после продолжительного воздержания.

Интимные сцены перемежаются с производственными: герой в домашних условиях изготавливает пистолет-пулемет для некой таинственной заказчицы. Вопрос, на кой бабе пулемет, если ее зовут не Анка, запрещен: зрителям, как и герою, строго рекомендуется вести себя по принципу «больше знаешь – раньше сдохнешь». Зато на вопрос, откуда запчасти, дается развернутый ответ: из местного автосервиса. Между тем интересно другое – в патроны заливается ртуть, но о том, где в Касте дель Монте «американец» достал дефицитный металл, – ни слова, ни кадра. Наверно, скупил в аптеке все градусники...

Кроме того, положение обязывает: назвали киллером – стреляй. То, что в горах никто, кроме горных козлов, не водится, не беда – из всех щелей, как в компьютерной стрелялке, выскакивают и тут же падают под метким огнем героя фигуральные козлы. Опять-таки, сделай режиссер эту дурь художественным приемом, то есть впиши ее в жанр слезливо-сопливой драмы про чувствительного массового убийцу – и ладушки, как пел Галич. Но на такое способен разве что Такеши Китано, да и то лишь тогда, когда на экране присутствует его бесстрастное лицо. Джордж Клуни, как натуральный итальянец, просто не может удержать на лице одно выражение. Так что единственный в полном смысле слова смехотворный эпизод «Американца» – тот, где он, смертельно раненный, едет к любимой проститутке. Но и на том спасибо.

"