Posted 2 марта 2019,, 07:42

Published 2 марта 2019,, 07:42

Modified 7 марта, 15:58

Updated 7 марта, 15:58

Поэтесса Евгения Джейн-Баранова на вечере «Поэты Москвы – Пушкину».

"Тройка - Русь под блеск мигалок гонит"...Поэты Москвы почтили Пушкина

2 марта 2019, 07:42
Поэтесса Евгения Джейн-Баранова на вечере «Поэты Москвы – Пушкину».
На прошедшей неделе в «Музее Пушкина» в рамках традиционного Фестиваля искусств: «Пушкин. Москва. Февральские вечера на Арбате и на Пречистенке», посвященного счастливейшему событию в жизни поэта – его свадьбе с Натальей Гончаровой, прошел Вечер «Поэты Москвы – Пушкину».

Сергей Алиханов

Пригласить московских поэтов во второй раз за два года было предложено «Новым Известиям» - как активному ресурсу, освещающему живой литературный процесс.

Поэты - авторы нашей рубрики, о каждом из которых в «Новых Известиях» уже давался материал, читали на вечере стихи Пушкина, собственные стихи, делились интертекстуальными опытами, соотнося свои тексты с текстами Пушкина, и приращивая таким образом современные смыслы к пушкинским гениальным творениям. Алиса Орлова даже прочла «Памятник» в стиле рэп - тем самым изыскивая пути сближения «продвинутой» молодежи с классическими произведениями.

И всем участникам Вечер казался продолжением - через столетия! - пушкинского «мальчишника», 17 февраля 1831 года, на который Пушкин собрал своих московских друзей перед свадьбой...

Приветствовал гостей руководитель Художественных программ «Музея Пушкина», Заслуженный деятель искусств России Аким Салбиев -

Открыл вечер Главный редактор «НИ» Сергей Таранов и рассказал о проблемах, с которыми сталкиваются поэтические публикации в современной жесткой информационной среде. Поразительный расцвет поэзии в России при полном отсутствии финансовой составляющей удивляет. Особое же место в его выступлении было уделено миссии, которую русская поэзия выполняет: «Только поэзия сейчас является проявлением национального культурного кода, потому что все остальные виды искусства так или иначе копируют иностранные образцы».

Вечер - в духе Пушкинской эпохи - украсили выступления танцевального коллектива Клуба «Петра и Февронии» под руководством Екатерины Громовой.

Поэт Владимир Иванович Масалов - руководитель поэтического объединения «Отдушина» МИДа России рассказал о деятельности Пушкина-дипломата:

Екатерина Блынская на Вечере «Поэты Москвы – Пушкину» прочла стихи о Пушкине:

***

Сон ему снится... Звенькает в уголке,

Наземь не дождь из туч - кровяные тяжи.

Жизнь не выносит гениев налегке.

Стонут в столе роковые стволы Лепажа.

К вечеру будут пряженцы и крюшон.

Тикает время и мера его избыта.

Здесь он. Внимайте пока еще не ушел.

Сытно шутите, балуйте ядовито.

Бальная суета. Сероват Арбат.

Тщится проснуться, переборов зевоту.

Вновь тяжела, но просится танцевать,

А завтра ехать в Захарьино на охоту.

Счастье... Совсем незаметен его елей.

Может привычка? Слишком оно простое.

Саша ложится в рубашке, читает ей.

«Что мне? Убить Гринева?» «Оставь, не стоит...»

Да, ей четыре раза пришлось плясать

В платье одном и том же, одном и том же!

«Снова брюхата милка моя краса...»

Кто-то брегетом звенькает, дни итожа.

«Саша, проснись...Велела я подавать.

Ах, ты не спишь? Будет работать, Саша...»

Ужин несут в кабинет его ровно в пять.

Стонут в шкафу роковые стволы Лепажа.

Дзынь... Уж пора Онегину на обед.

Дзынь... Геккерена в окне голова горгулья.

Дзынь...Зазвенел в кармане его брегет.

Дзынь... в жестяной лоток покатилась пуля…

Маша

Лёгким дождём, на бронзового кумира,

десятилетьями сеет густая взвесь.

Вот уже нет России на карте мира,

если она и осталась- то только здесь.

«Машка, а что изменилось за эти годы?

Стала ты ломкой зимней травы белей.

Помни, что даже в час роковой невзгоды

руки мои не рылись в чужом белье.

Разве кого ожгу раскалённым словом...

От слова бывает шибче металла звон.

Да я не успел и сделать чего дурного,

как на сажень под землю был положён.

Машка, бледна ты... А сердце тобой мучимо.

Не голодаешь? Как они так... с царём...

Матушка ваша серчает, что много дыма

над Петербургом. Не виден за дымом дом.

Наши все тут. Испросил я прощенье брата,

знаешь тот случай, что с дури моей возник...

Если бы знал, что промучаюсь виновато,

я бы ему не показывал бы язык.

Машка, да как- же дряхлостью ты довольна...

Помнишь, как мы прощались и мой уход?

Тут тебе будет сытно, тепло и вольно.

Год девятнадцатый будет...ужасный год...»

Нет у свиданий ни поводов, ни условий.

Что он сегодня скажет: ей невдомёк.

Только вот хлеба нет больше в карманах вдовьих,

чтобы кормить голубей у отцовых ног.

***

Можно жить, наверно, припевая

ни других не слыша, ни себя.

Я тебя счастливой не узнаю,

Родина Великая Моя.

Снег под солью до утра растает.

Солнце город высветлит рябой.

Полетят форейторы с хлыстами

над согбенной в ужасе толпой.

И часы, от старости зевая,

снова над Кремлём пробьют рассвет.

Тройка - Русь визжит, как чумовая,

проезжая Ленинский проспект.

Можно жить, как будто под наркозом

и глядеть в вечерних новостях

чуждые тебе апофеозы,

танцы на поломанных костях.

Только вот, не стыдно ль осторожней

быть, когда противнее всего

колет гнев, как ножик засапожный,

и нельзя не вытащить его.

И дремуче, и неодолимо,

сердце от обиды замолчит

и тебя прижмёт к земле родимой

что услышишь недра и ключи.

Терпелив ты станешь и спокоен,

наплевав на то, что впереди

Тройка - Русь под блеск мигалок гонит

и кричат форейторы: «Пади!».

Продолжил Вечер поэт Дмитрий Дарин. Он прочел отрывок из драматической поэмы «ЦАРЬ ИОАНН I ГРОЗНЫЙ. Борьба за Русь»

Иоанн

Филипп, не прекословь!

Как с этих «агнцев» вдруг покров

Сорвешь, так клык осклабят львиный.

Не ведаешь ты разве,

Противник казней,

Что я голов напрасно не рублю.

Что ближние бояре

В предательском угаре

Хотели выдать королю

На поле бранном

Царя России Иоанна?!

Меня! Пресечь мой корень,

И с вражьей помощью военной

На трон, как на горшок, всадить кузена…

Так кто безвинный в этой своре?!

За самовластие своё

Ведь кровью русской и землёй,

Они платить готовы.

В Святую Русь поход крестовый

Мечта и цель для всех времён

Латинских западных племён.

Славян теснили грубо, дико

Еще с времён Эрманарика.

Но стоило прийти Атилле -

И мы германцев укротили,

Что не чета полякам слабым,

Загнав на сотни лет за Лабу.

Исток побед славян один –

Когда народ и царь – един!

Причины главных русских срывов -

В умах строптивых!

Когда на бодрича свой меч

Поднял велет, на поморяна - серб,

Тогда враг древний и окреп,

Тогда исчезла наша речь

С полабских берегов

На пять веков.

Вот то, что Русь должна вернуть,

И жалость ты свою избудь,

Пока моя к тебе не сжалась!

СЕМЬ

Попрощаться с Пушкиным на площадь у Спаса на Конюшенной площади

пришли более 40 тысяч человек. Приглашения на отпевание продавались из-

под полы по 100 рублей серебром. Через почти 89 лет вокруг памятника

Пушкину неисчислимые толпы трижды обнесли гроб с телом Есенина.

Никто не смог бы сосчитать по головам сотни тысяч людей в очереди к

театру на Таганке и шедших день и ночь к могиле Высоцкого. А за

катафалком с гробом Моцарта шли всего семеро. И то – до городских

ворот.

Жизнь недаром боится смерти,

Потому что, как в зеркале, в ней

Отражаются все круговерти

И лицо проступает видней.

Нет надежней посмертной славы,

И хоть всякая слава - пустяк,

Но всегда хоронить величаво

Нас выносят на звуки зевак.

Выстрел! Ранен! К Пушкину - толпы,

Сто рублей серебром за места -

Щупать зрачками лик - уже желтый,

И скривлённые в боли уста.

Царь убит. Повешен царевич.

Грёб тыщерукий есенинский гроб,

Чтоб глядел Александр Сергеич

В запоздалую преданность толп.

Много в людях повадок скотских,

И от здравого смысла дрянца,

Кто последний прощаться с Высоцким?

Кто тут крайний к могиле певца?

Но хочу я, порвав аорты,

Знать в последнем выдохе век,

Что за мной, как каким-нибудь Моцартом,

Шли великие СЕМЬ человек!

Продолжила вечер блестящая Алиса Орлова.

Доктор Адрианов

(из цикла «Байки Введенского кладбища)

В актовом зале института Склифосовского –

ёлочка для врачей.

Мероприятие довольно философское,

прежде всего – мимолётностью своей.

Выпили и чокнулись, чокнулись и выпили.

На смартфоны щелкнулись. И с руководителем!

Замелькали белые-белые халаты,

Только пара тостов и надо по палатам.

С самого адского раннего утра

у врачей – шампанское, у врачей – икра.

Запах цветов, шорох пакетов.

Море презентов. За пациентов?

За пациентов. За пациентов!

Тили-тили трали-вали, трали вали ай-люли.

Пьем за тех, кого спасали. Пьем за тех, кого спасли.

В стороне от общего накала,

В дальнем уголке большого зала

Притаился мрачный мужичонка

Выпил сам с собой, ни с кем не чокаясь

И подпер ладошкой щеку

У него – терзанья и мученья,

он чужой на празднике леченья,

что-то вроде черненькой дыры.

Он досадный минус, исключение

этой увлекательной игры.

Не принес никто ему конфеты, коньяка, шампанского, икры.

Нету у него презентов, нету ни единого букета,

Да и пациентов – нету, нету, нету.

Он уже не трезвый, но еще не пьяный

Патологоанатом Адрианов

Два стакана водки как с куста

Он от медицины – сирота.

А ближе к полуночи, когда коллеги разворачивают скатёрки

Помят молчалив и суров

патологоанатом Андрон Адрианов

засыпает в каптерке, не дождавшись боя часов.

Но ровно в полночь спящего Андрона

вдруг кто-то трогает за плечо

Андрон отбивается, потом все-таки просыпается

Не открыв глаз спрашивает: «Чо?»

И слышит тихий голос:

«Извините Андрон Николаевич.

Я от лица общественности пришел вас поздравить».

Андрон с усилием открывает глаза.

И видит того, кто это сказал.

Перед ним стоит мужичок в красном зипуне на голое тело.

И говорит: «Доктор у нас к вам дело.

Знаете, мы, мертвецы, как дети.

Хочется по-человечески праздник отметить.

А вы нам как отец родной,

Скучаем, когда у вас выходной.

Понимаете, со средствами у нас не очень.

Вот скинулись вам на веночек

И протягивает еловый венок с черной лентой:

«Андрону от благодарных пациентов»

«Выпейте с нами доктор!

В прозекторской собрался народ

И вас очень ждет.

Есть и у нас и Снегурочка

Девочка недурная со всех сторон.

Есть Васька фокусник и Серж – выдающийся баритон

Публика подобралась что надо.

На соседних столах – ух,

такие люди расположились рядом.

Так что вливайтесь в дружные наши ряды.

Выпейте с нами доктор мертвой воды.

И Андрон Николаевич походкой нетвердой

Идет с Death Морозом в сторону морга.

Когда наутро по служебным делам открыли каптерку

Обнаружили что Адрианов совершенно мертвый.

А рядом с ним венок с черной лентой:

«Андрону от благодарных пациентов!»

Сергей Плотов – «Поэты Москвы – Пушкину».

АРАП ПЕТРА ВЕЛИКОГО

Кой чёрт, арапа бедного несёт

В дорогу, в злой рассол расейских сёл,

В снега, в страну, где «на-арапа» всё?

Потрёпанный балтийским ветром вран.

Что кров тебе, чтоб переждать буран?

Лишь отчима державного карман.

Влечёт охота к перемене мест

В чухонские болота без невест.

… Кружала, плахи, олухи окрест.

Пространство, в коем всем не по себе,

А вне его — кранты. В курной избе

С курносой кралей обрусеть тебе,

Прижиться к ней — куды отсюда бечь! —

Состариться, и тёмным торфом лечь,

В речь правнука - чужой отчизны речь.

***

Концерт приехал в клуб. Привычная картина.

Чтец, затвердив стишок, выходит выступать.

И звонко голосит: «Нам целый мир чужбина!..»

Чужбина - целый мир…

С чего ж тут ликовать?..

Октябрь уж наступил. А крыша протекает.

Над крышей - облаков летучая гряда…

Он ручкой поведёт и взглядом посверкает

Туда, где два ряда ударников труда.

За ними пацанвы вихры да конопушки,

Старушек кроткий взор да баб негромкий смех…

А не обрыдло ль вам, подросток трудный Пушкин,

Являться «нашим всем» и отвечать за всех?..

Безмолвствует народ. Куда ни плюнь - чужбина.

Окурок как звезда полночная горит.

Кончается концерт. Артистов ждёт машина.

Но дальше плыть куда - никто не говорит.

***

Нишкни, читатель Тютчева, и Фета,

Набей котомку тёплыми вещами.

Маруха-Русь гуляет по буфету

Бессмысленно, бесстыже, беспощадно.

Здесь снова то шмонают, то шмаляют

И кажется врагом любой неместный.

Молитвы превращаются в малявы,

Которые учтёт пахан небесный.

И хочется пройти, и не остаться,

Расстаться с Чёрной речкой, с чёрной ротой…

Но только Пушкин каждый год рождаться

Приходит в это место отчего-то.

***

«На свете счастья нет, но есть покой и воля…»

А. С. Пушкин

Милый Пушкин, что ж такое?

Не заладилось с покоем

Да и с волей – полный швах.

Только льётся брага в кружки

На последние полушки,

Грустно булькая впотьмах.

В хлад и морок заоконный

Лбам уткнуться толоконным.

Вьются бесы. Тих сверчок.

Счастья нет – и хрен бы с ним бы…

Лишь бы нам не путать с нимбом

Проблесковый маячок.

У разбитого корыта

Бабка делает сердито

Шашлычки. И потому

Тянет дымом с огорода.

Пир безмолвного народа

Вновь пришёлся на чуму.

Поэт Сергей Таратута очень выразительно прочел два стихотворения Пушкина -

и несколько своих:

***

Нас всех расставит по местам придирчивое время.

И будет ли в почете там

Познавший славы бремя?

Коварен жизненный успех,

Зависящий от премий.

Нас по местам расставит всех

Придирчивое время.

И это для себя открыв,

Ты все же хочешь славы.

Так ветер тратит свой порыв,

Чтоб слышать шум дубравы.

***

В этой жизни вороньей,

В беспобедной борьбе

Относитесь с иронией

Ко всему и к себе.

Не в короне на троне –

В шутовском колпаке!

Относитесь с иронией

К этой мутной реке.

Лист, как память о кроне,

Почернеет зимой…

Относитесь с иронией

Даже к смерти самой.

***

Почему кинохронику прошлой войны,

Даже, если и вижу ее не впервые,

Через слезы смотрю?.. я ведь сын тишины,

И те люди, заснятые, мне не родные.

Да и было все это когда-то давно.

Нынче делают ярче и четче кино.

Почему так бывает всегда, почему?

Оттого ли, что вижу Россию в дыму,

Или слез благодарности много во мне,

Вот они и текут каждый раз в тишине.

Может быть, это все от бессилья помочь

Тем, кто делал Победу в жару и в морозы,

Тем, кто бил неприятеля, гнал его прочь,

И по ком до сих пор – материнские слезы…

Так смотрю на мерцающий сизый экран,

Словно я той великой войны ветеран.

***

На судьбу и везенье роптать не изволь,

Появляясь на свет по закону природы.

Назначается каждый на главную роль,

А она разбивается на эпизоды.

Ненасытно-бесшумная времени моль

Проедает насквозь быстротечные годы…

Назначается каждый на главную роль,

А она разлетается на эпизоды.

Ни сюда, ни отсюда не нужен пароль,

Правда жизни ломает все шифры и коды…

Назначается каждый на главную роль,

А она разрывается на эпизоды.

***

Так бывает – не выдержит леска,

Если рыба-судьба тяжела…

Вот и Вас, капитан Маринеско,

Потопили земные дела.

Благодарная Родина нема,

Лишь недавно сказала о Вас…

Лучше б Вы, как жюльверновский Немо,

Повстречали последний свой час.

На подлодке тринадцатый номер.

И поставила зависть капкан.

В нищете и безвестности помер

Легендарный ее капитан.

Что творят, здесь не ведают сами,

Заблудилась страна во врагах.

И сперва добивают ногами,

А посмертно несут на руках.

***

Чем ярче дар,

тем тяжелей расплата.

Когда на дно утаскивает круг.

Держать удар

с рассвета до заката

И среди ночи пробуждаясь вдруг.

Да ты и сам не рвешься из-под пресса,

И почему-то окрыляет гнет…

Так летом близость липового леса

Пчелиный рой толкает на полет.

Талант и рай вручаются без блата,

А это значит – повезло тебе…

Но станешь ты персоною «нон грата»

Как в государстве

в собственной судьбе.

Проникновенно с особой своей энергетикой выступила Евгения Джен Баранова -

***

Придёшь домой, ненастный, хмурый,

и ну под лампочкой мерцать.

Скрипят земные арматуры,

дрожат тарелок озерца.

А ты стоишь – забытый, трезвый,

не подчинённый никому.

Глядишь, как зеркало надтреснуть

успело за зиму, лишь муть

в нем отражается. Твой голос

засох, как выпечка, застыл.

Здесь шерсть на свитере кололась,

кряхтел под ковриком настил.

Здесь близко всё – и, близоруко

не различив прошедший год,

ты обнимаешь сверху внука

и проступаешь сквозь него.

***

Заливал певцу штабному

беглый инвалид:

«Человек один другому

не принадлежит».

В этой музычке кондовой

средство от потерь.

Человек подобен совам.

Заполярный зверь.

Только крылья промелькнули,

только вымок взгляд...

Но совсем не верить, Юля,

иногда so hard.

Так ли больно? по-другому?

больно – вообще?

Человек – труба без дома.

Ящик без вещей.

Дом на Набережной

Время уходит.

Время.

Время всегда уходит.

Девочками на пляже

просит не провожать.

Путается в тельняшке тканевый пароходик.

Падает на лужайку чистый чужой пиджак.

Дети кремлёвских спален слушают пианино.

Радионяня Сталин ловит остывший дым.

Время летит над всеми набережной недлинной.

Время летит над нами Чкаловым молодым.

Фабрика-комсомолка не выключает примус.

Главная рыба рыщет, маленькая клюёт.

Скоро шальную шею у головы отнимут.

Синий платочек треплет радуга-самолёт.

***

Вот так и проплыву тебя во сне,

как вздох над нет, как статую на дне,

как вытертую в табеле отметку.

Звенит крылом комарик-звездочёт,

густая кровь сквозь сумерки течёт

и капает с небес на табуретку.

Мы никогда не будем – «я проспал!» –

терять такси на аэровокзал

и по-французски спрашивать прохожих.

Мы никогда не будем спать вдвоём.

Глядит лицо на новый водоём,

на хлопок, на синтетику, на кожу.

Не завтракать расплавленной лапшой,

не спрашивать кота, куда он шёл,

не радоваться музыке знакомой...

Тебе не слышно, слышно только мне,

как комары целуются в окне,

как жалуется муж на насекомых.

***

Несоответствия зимы,

её пронзительная прелесть,

в пересечении прямых

под снегоборческую ересь,

в натёртом дочиста окне,

в непротивлении грязице,

в ботинок хриплой болтовне

с неопалимой голубицей,

в коротких встречах, в огоньках,

в морозной памяти подъезда,

в снежинках, снятых с языка,

не успевающих исчезнуть,

в таком немыслимом, простом,

в таком забытом, изначальном,

как будто перепутал дом,

а там встречают.

Выступление Екатерины Бармичевой на Вечере в «Музее Пушкина» -

Десница Осени

Тонки ручки-лапки, курьи пальчики -

Сам ступай, не спеши, - с оступкою,

Коль живой. Тут отцы, тут мальчики,

Детвора, старики - всё трупами.

Ветер баб куролесит по миру,

Ветер - плакальщица без совести

Околотком прядёт паникёрные,

Поминальные с присвистом вольности

О широких да узких ликами,

О румяных ещё, да бледненьких,

О лущёных, чьи рёбра пиками

Протыкают хребты наследникам.

Вслед и бабы колеют спинами,

Животами прикрыв посмертие -

Не иссякнет тот вой хининовый,

Не развеется вслед поветриям.

Подкосил их кто, али вычистил?

Не выпытывай - улепётывай.

Рок изрек: «Токи рек хтонических

Загребают зевак за мёртвыми»

Сдвинув брыси густые с проседью,

Молвят властнице: «Хочешь, век сиди» -

Вече старцев елово-сосенных.

Тех не тронет десница Осени.

Осмелеет на царство княжица

Супостатная, своевольная;

Изведёт по дворам - нарядится

В белосаванное, бескровное.

Припять

Высвети нас, Господи, из темноты.

Приперть давит ждущих и просящих:

Тут не то, что душу, даже хрящик

Не освободить от ломоты.

Вход широк зело, да заперт изнутри,

Вновь преставленные сзади напирают –

И не важно, ада или рая

Алчем. Только отвори!

Дело рук твоих пошло на самотёк.

Норовим всё – кто взорвать, кто выпить;

В вымершую, выжженную Припять

Мир окутать, в круглый костерок.

Отче, сфокусируй сонный взгляд.

Или правит Болдинская осень:

Полнятся параболы и оси

Новых дел, творений робких ряд?

Мы ж – истерзанный и мятый черновик,

Нет и на полях живого места.

Скомкай и забрось его за кресло,

Наш фальшивый обесточив крик.

Или…

Высвети нас, Господи, из темноты.

Высвяти нас, Господи!

Поэт и наш автор Антон Васецкий вел в тот день поэтический семинар в Химках, выступить в Музее не успел, но прислал замечательное, пропитанное пушкинскими мотивами, стихотворение:

***

Как рассказать про сизый воздух октября,

про зелень парка, преданную зря

безвременно скончавшемуся лету,

где тротуар надтреснут, словно альт,

а голый лед сверкает, как базальт,

и не прогнать оторванность вот эту.

Скорей бы выпал снег и все прикрыл

прикосновеньем невесомых крыл,

повсюду кистью пробежав малярной,

захватывая щели, и пазы,

и неизменный низменный позыв

чуть что – за регулярные стихи

хвататься, как за воздух, регулярно.

Поэт, офицер Григорий Белкин - выступление на Вечере в «Музее Пушкина» -

Ганна Шевченко - выступление на Вечере в «Музее Пушкина»

- прислала новые, замечательные стихи:

* * *

Мы брали снег и делали огонь,

но нам сказали, ждите, будет осень,

на пустыре, похожем на ладонь,

сегодня, возле виселицы, в восемь.

Мы так решили: встанем и пойдём,

посмотрим, для кого она желтела,

среди травы, исколотой дождём,

найдём её измученное тело

и воскресим. Пусть радость чистоты

красивых женщин, что на распродаже

себе купили новые зонты,

но ими не воспользовались даже,

пусть эта радость капает с крыльца

на острова засушенных газонов,

на двери, на улыбку без лица,

на улицы повешенных сезонов.

* * *

Медлительно, как древняя пирога,

боками дымноватыми алея,

плывёт рассвет. Окраина. Дорога.

Век двадцать первый. Эра Водолея.

Земля нетленна, густонаселённа,

над ней столбы застыли часовые,

внутри двора от тополя до клёна

натянуты верёвки бельевые.

Поэзия закончилась. Ни песню

не сочинишь, ни горестную оду.

Лишь изморось над крышами, хоть тресни,

да санкции на зимнюю погоду.

Мой дом выходит окнами на небо —

я на него смотреть предпочитаю,

но Бог давненько в наших сферах не был,

здесь Докинза архангелы читают.

Вот и лежу в миру материальном,

смотрю из незаправленной кровати,

на то, что оказалось идеальным:

косяк двери, розетку, выключатель.

* * *

Хочется вслепую, коридорами,

тихий путь проделывать, но вот:

магазины пахнут помидорами

и летит по небу самолёт.

Умереть? Рассыпаться? Раскаяться?

Выпить водки? Песню сочинить?

Самолёт на землю опускается,

тянет сверху солнечную нить.

Городок высокий, как поэзия,

поднимает к небу корпуса.

Как по мне, так это не профессия —

столбиком банальности писать.

* * *

В своем физическом убранстве,

непогрешима и тверда,

вещь проявляется в пространстве

и замирает навсегда.

Рулём становится, сиреной,

решёткой тёмного окна,

параболической антенной,

что чуть над зданием видна.

И если складываешь вещи,

не разворачивай назад,

как говорил одной из женщин

учитель нежности, де Сад.

* * *

Значит, ему угодно,

если рассвет трехцветен,

и потому сегодня

только окно и ветер.

Розовые подсветки

воссоздают свеченье

кленов, и в каждой ветке

высшее назначенье.

Воздух звенящий, свежий,

легкий, холодный самый,

вскинув ладони, держит

шум над бездонной ямой –

город, который лепет

топот, богат жильцами

и потому не меркнет.

Меркнет в оконной раме.

Светлана Шильникова - замечательно прочла «Храни меня, мой талисман» и свои стихотворения -

Сергей Алиханов – «Архивны юноши», ведя вечер, к слову, я вставлял строчки из своих стихов, посвященных А. С. Пушкину. Вот эта подборка:

* * *

Вновь в первых числах года

Перечитаю Пушкина.

Нет ближе

На свете человека мне, чем он.

Ни с кем я так счастливо не смеюсь.

Никто так верно мне не объяснит

Зачем живу я.

Радости, печали,

желания, любовь - весь русский мир

прекрасней и ясней!

Спасибо, Пушкин!

На взлете

Мое поколенье одето, обуто,

Обучено, выслано к фронту работ.

В нем снова ни Пушкина, ни Бенвенуто,

Оно проработает срок и умрет.

Мое поколенье вошло в звездолет,

Была траектория выгнута круто.

Но мы почему-то свернули с маршрута -

Обломок упал с покоренных высот.

Все хочется вспомнить, что видели там -

Во мгле межпланетной…

И в чем покоренье –

Земле показаться звездой на мгновенье,

Погаснуть, и камнем скатиться к камням?!

Мы жили на взлете, сгорим на лету,

И пламя надежд озарит пустоту.

Это стихотворение в исполнении Романа Стабурова

***

Эта лестница в лицее

центробежной силы взлет -

вверх все звонче, все яснее

вниз - к Державину ведет

***

По аду шествовали важно,

Вещали долго и всерьез.

Стенали грешники протяжно

Картинность мук, потоки слез.

Иронии б хоть в малой мере...

Себя он сдерживал давно.

Вложил упрек в уста Сальери,

Что, мол, бесчестье не смешно.

Прошло два года. Спать ложился.

Взял с полки том. Потом в ночи

Вдруг рассмеялся и решился:

«-Ах, Дант надменный, получи!..»

* * *

Когда я жил, не ведая скорбей,

Со взводом повторяя повороты,

Зачем в угрюмой памяти моей

Звучали недозволенные ноты?

Зачем среди плантаций и садов,

В угаре мандариновых набегов,

Свет тусклый вспоминавшихся стихов

Меня лишал плодов, заслуг, успехов?

Зачем среди подтянутых парней,

Произнося торжественные речи,

Я ощущал груз Ленского кудрей

Поверх погон мне падавших на плечи?

На стрельбище, в ликующей стране,

Где все стреляло, пело и светилось,

Зачем, наперекор всему, во мне

«My soul is dark...»* - опять произносилось?

* Душа моя темна - Лорд Байрон

* * *

На подножке, на опушке, на…

Горюю без конца –

Гибель Пушкина,

Смерть отца.

***

«…Твою погибель, смерть детей

С жестокой радостию вижу.»

«Вольность». А. С. Пушкин

И было сказано, и так произошло.

А палачей кровавых ремесло

Он презирал, но, обличая гнет,

Провидел казнь порывом изначальным…

И оказался слишком уж буквальным

Истории отечественной ход.

ПОСЛЕДНИЙ ПРИЕЗД В МОСКВУ

Здесь, под шатровым сводом,

Под клочьями известки,

И тем же узким входом,

Найти Указ Петровский

Намеревался Пушкин

В заботах неизбывных.

Но в синекуре ушлых,

Тех «юношей архивных»,

Не прошибить ни разу -

Темны, чванливы лица.

И жизнь не по Указу,

И смертью расплатиться...

* * *

«Ты сам свой высший суд.»

А. С. Пушкин

Вновь сам свои стихи ты судишь беспристрастно

И видишь, что они написаны прекрасно!

Но все же никогда не забывай о том,

Что судишь ты себя не пушкинским судом.

Хотя в душе твоей восторг и торжество -

Твой суд не превзошел таланта твоего.

"