Posted 1 февраля 2010,, 21:00

Published 1 февраля 2010,, 21:00

Modified 8 марта, 07:05

Updated 8 марта, 07:05

Дальние родственники

1 февраля 2010, 21:00
Театр «Cунил» из Лозанны и его руководитель Даниэле Финци Паска хорошо знакомы москвичам по прошлым приездам на Чеховский театральный фестиваль. В этом году руководство фестиваля предложило создать премьеру специально к Году Чехова, и так возник спектакль «Донка», где чеховские образы, фразы из записных книжек писателя

Станиславский вспоминал, как Чехов, увлеченный трогательным талантом старейшего артиста Художественного театра Александра Артема, рассказывал, что непременно напишет для него роль старика-рыбака, который сидит возле купальни и воображаемой удочкой ловит воображаемую рыбу на воображаемого червяка. Швейцарский режиссер и клоун Даниэле Финци Паска, приглашенный Чеховским фестивалем на постановку спектакля по Чехову, похоже, решил выполнить мечту русского писателя и создать спектакль, где на специальную удочку-донку ловятся рыбки-воспоминания, рыбки-мечты, рыбки-сны. Спектакль театра «Сунил» так и называется – «Донка», и одна из самых красивых сцен этого сновидческого представления – сцена рыбной ловли, когда выстроившиеся в ряд восемь артистов описывают плавные полукруги удочками с развевающимися лентами.

Спектакль начался с установления родственных связей с далеким Чеховым, далеким русским театром. И потому артисты со сцены говорят: «В Лозанне русский граф построил имение, в котором был театр, куда были специально привезены сотня русских артистов, а когда имение взорвали в середине 50-х годов ХХ века, то на его месте выстроили школу, где мы учились». Или: «Моя троюродная бабушка родилась в тот самый день, когда критики не поняли премьеру новой чеховской пьесы «Три сестры»…

Сведения о Чехове, почерпнутые из словарей (типа: «Чехов был практикующим доктором»), дополняются апокрифами: «Маленький Чехов приклеивал бороду и одевал черные очки отца, чтобы попасть в театр»…

Актеры переходят с французского на итальянский, и, опережая бегущую строку, сами переводят себя на русский. Как обычно в спектаклях театра «Сунил», цирковые актеры (каждый из которых занимается вполне определенной специальностью – акробатикой, жонглированием, клоунадой, воздушной гимнастикой и так далее) то и дело входят на территорию смежных искусств: поют, танцуют, выступают в роли конферансье.

В «Донке» часто играют с пространством, используя технику театра теней. Теневые фигуры то кружатся в гигантских обручах, то проходят колесом, то растворяются в море, плещущемся на заднике, прорывая линию горизонта. Однако лучшие моменты спектакля – прорывы чистого цирка. Скажем, когда три задумчивые девушки-сестры взмывают на качелях над зрительным залом и начинают совершать немыслимые акробатические кульбиты, то повисая на кончиках сапог, то садясь в воздухе на шпагат. Или когда «доктор Чехов» аккуратно раскручивает привезенную ему пациентку, свернувшуюся в клубок – в цирке есть даже специальный термин «клишник» для артистов, умеющих вить из тела любые узлы. Чеховская поэзия в театре «Сунил» раскрывается в игре свободного и радостного артистического тела, точно чеховские персонажи вдруг обретают ту самую способность летать, о которой они только грезили.

В своем спектакле «Дождь» Даниэле Финци Паска обрушивал на сцену настоящий ливень. В «Тумане» выпускал целые клубы дыма, в котором блуждали артисты и тонул зал. В «Донке» на сцене появляется огромная ледяная люстра (поклон гениальному «Гамлету» Эймунтаса Някрошюса), вокруг которой летают женщины-снежинки, чьи куски-хрусталики медленно обрываются и бьются о пол сцены. Как поясняет сам режиссер: «Мой театр – это театр образов, которые наслаиваются друг на друга и не всегда выстраиваются в прямую линию».

Прихотливые ассоциации в спектаклях Даниэле Финци Паска то и дело грозят рассыпаться на фрагменты как только ослабеет держащая их лирическая или ироническая интонация. Ближе к финалу режиссер резко меняет непринужденную юмористическую манеру повествования патетическими картинами болезни и смерти писателя. Больничные кровати снова и снова давят тела людей. Идет нагнетание музыки и пафоса, так мало сочетающиеся с самым духом чеховской на удивление непатетической смерти с прощальным бокалом шампанского и печальной врачебной констатацией факта: «Ich sterbe»…

Но, в конце концов, скромный рыболов (каким аттестует себя Даниэле Финци Паска в этой постановке) отнюдь не всегда может выловить осетра или русалку, иногда на крючок «Донки» попадаются тина и шаблонные образы, растиражированные чеховскими постановками «по мотивам».

"