Начитанный минотавр

В первый день ярмарки особенно страстные любители книг начали подтягиваться к Центральному Дому художника уже часа за два до открытия. Спешить действительно стоило. Хотя бы для того, чтобы услышать вторую строфу «Евгения Онегина» в интерпретации Дмитрия Александровича Пригова (именно так, с отчеством требует именовать себя этот известный художник-концептуалист). Правда, с творением Пушкина эти бессловесные завывания в течение 3–4 минут с каким-то рычанием глохнущего мотора в конце имели мало чего общего. Нашелся и остряк, попросивший исполнить все это на бис. Повторно мучить публику Пригов не стал. Ему и так есть чем заняться. Например, довести до конца дело написания 100 тысяч стихотворений (и тем самым, кстати, убить русскую литературу – такова уж задумка Пригова).

Обойти 4 тысячи квадратных метров, сплошь занятых книгами – да еще такими, от которых глаза разбегаются, не шутка. Для тех, у кого под конец осмотра стройные ряды со стендами издательств начинали двоиться и троиться в глазах, устроено Литературное кафе. Потратить там время можно было приятно и с пользой: не только посидеть, отдохнуть и выпить кофе, но также послушать стихи или поучаствовать в дискуссиях на литературные темы.

Не менее интересен проект «Два/Три», посвященный творчеству футуриста Велимира Хлебникова. Точнее, его восприятию мира, основанному на этих числах («два движет, трется три»), сочетанию двух- и трехмерного. Об этом размышляли в своих инсталляциях, авторских книгах и медиапроектах современные художники. Сравнить их работы с работами русских футуристов – родоначальников феномена художественной книги – можно было этажом ниже, на ярмарке антикварной книги.

Зарубежные гости – литераторы и книгоиздатели Израиля – с удовольствием срывали бумажные листья с дерева, «посаженного» в кадке в самом центре зала. А затем читали написанные на них мудрые изречения, вздыхали и окидывали философским взглядом ярмарку. Писатели прогуливались возле стендов со своими книгами и охотно отвечали на вопросы. Правда, Андрей Волос почему-то упорно не хотел разъяснить, есть ли в России литературный процесс. И даже отказывался понимать, что это такое. Участник шорт-листа «Большой книги» Далия Трускиновская рассказывала о проблемах русскоязычной литературы в Латвии. Ольга Славникова пыталась подсчитать приблизительную «зарплату» усредненного писателя и для этого по-братски делила суммарные деньги литературных премий за год на всю «команду». Мария Галина вопрошала собравшихся на «круглый стол» российских фантастов, отчего же они комплексуют перед «большой литературой». Фантасты рычали и хорохорились.

Чингиз Айтматов ярмарку всячески хвалил. Правда, потом честно признался, что читает современную русскую литературу лишь от случая к случаю. Впрочем, это не мешает писателю самому пополнять ее фонды. К субботе Чингиз Торекулович пообещал наточить карандаши заново и в очередной раз встретиться с поклонниками, чтобы вновь раздать автографы.