Posted 31 октября 2011,, 20:00

Published 31 октября 2011,, 20:00

Modified 8 марта, 06:13

Updated 8 марта, 06:13

Все будем в Голливуде

Все будем в Голливуде

31 октября 2011, 20:00
В Пушкинский музей привезли выставку одного из ведущих VIP-фотографов современности, американки Энни Лейбовиц. Это экспозиция с портретами голливудских знаменитостей метит в концептуальный арт-проект: никогда еще гламур и глянец не подходили так близко к собственному отрицанию. Впрочем, развенчание «фабрики грез» госпо

Хочет того Энни Лейбовиц или нет, но ее встречали, как голливудскую знаменитость: с приемами и светскими парадами, с расспросами про звезд-друзей в интервью (какие они, Роберт Де Ниро и Мэрил Стрип?), и еще до открытия выставки тиражировали открытки с Николь Кидман (на сцене оперного театра), Брэдом Питтом (на кровати отеля) и Барышниковым (на берегу морском). Именно эти несколько кадров устроители проекта разрешили «запустить» в прессу. То, что выставка «Жизнь фотографа. 1990–2005» – это не про знаменитостей, а особого рода арт-проект, говорили как бы между прочим и нехотя – чем бы госпожа Лейбовиц ни тешилась, лишь бы Голливуд показала. В конце концов, ведь это она сняла Леннона за несколько часов до гибели и у нее журнальная съемка стоит как бюджет хорошего фильма.

Между тем подобно своим лучшим постановочным кадрам (с богатым антуражем и всякого рода визуальными аллюзиями) Лейбовиц жестко выстроила драматургию «Жизни фотографа». Ее главный посыл состоит в том, что она, ее личность, объединяет, казалось, две противоположные разные сферы: работу (заказ, коммерцию) и личную жизнь. Одно проникает в другое. В экспозиции эта идея проведена порой слишком откровенно. Вот на одной стене – парадные снимки Джека Николсона (играющего в гольф) и фотографа Ричарда Аведона, на другой – маленькие карточки из семейного альбома (отец, мать, брат). Контраст настолько сильный, что на вернисаже случился психологический казус: телекамеры облепили автора на фоне тех самых голливудских знаменитостей, а затем Анни вместе с журналистами проследовали в другой зал. Движение шло прямо мимо снимков с умирающим отцом художницы. И тут у самой Лейбовиц непреднамеренно вырвался возглас: «Wrong way!». Его можно понимать и как «не туда пошли» и «все это неправильно».

Интимность, которую Лейбовиц пытается продемонстрировать как антитезу гламуру, нередко и впрямь бьет зрителей наотмашь. Например, история любви и смерти ее подруги, знаменитой нью-йоркской писательницы и культуролога Сьюзен Зонтаг. Особенно серия, показывающая борьбу Сьюзен с раком (кстати, у Зонтаг по этому поводу есть большое и не менее откровенное эссе). На последний кадр – Сьюзен Зонтаг на смертном одре – с комментариями фотографа (как она сама одевала подругу, а потом снимала словно в трансе) смотреть почти невозможно. Особенно после того, как на другой стене во всем блеске бриллиантов на бархатном ложе раскинулась Скарлетт Йохансон. В другом месте – непритязательные снимки дочери в саду (Лейбовиц стала матерью в 50 лет) чередуются с насквозь постановочными снимками «на природе» Леонардо ДиКаприо.

Впрочем, «личное» и «общественное» не всегда работает по принципу контраста. Знаменитая сессия с беременной Деми Мур как раз показывает, насколько тесным может быть контакт фотографа с моделью. Точно так же отблеск независимости Лейбовиц, ее характера, как и всей системы ее ценностей (семья, Сьюзен, Венеция, классика), лежит на голливудских образах. Кажется, актерам и актрисам только того и нужно – чтобы к ним подошли без подобострастия и заискивания, Чтобы вдруг открыли в них такие стороны, о которых даже они сами не догадывались – земные, интимные.

Так и происходит постоянная циркуляция голливудского мифа: боги то взлетают на небеса, то спускаются на землю. Лейбовиц в этом плане тоже попала в мифологическую турбулентность. Чем яростней и жарче она развенчивает голливудский лоск и исключительность, тем сильнее в него вовлекается и становится частью мифа.

"