Горилка – вред, а покаянье – свет

Когда-то Евгений Гришковец сочинил спектакль по Эдгару По, построенный на том, что герой пытается пересказать автора, читанного давно и порядком забытого. Сюжетные перипетии и сами действующие лица рисовались невнятно и на свои авторские прототипы похожи были очень условно. Понятно, что рассказываемое куда больше говорило о рассказчике, чем о собственно Эдгаре По. Не знаю, насколько давно Василий Сигарев перечитывал Гоголя, но его «Вий», похожий на собственные пьесы драматурга, как брат-близнец, к повести Гоголя относится примерно так, как отражение в комнате смеха на реальные черты вошедшего.

«Вий» Гоголя – страшная волшебная сказка, рассказанная автором с нескрываемой иронией. «Вий» Сигарева – социальный жесткач с вкраплениями хоррора и без малейших следов авторской иронии. Гоголь был слишком умен, чтобы предлагать романтическую историю бурсака Хомы Брута, чей путь пересекла ведьма, на полном серьезе. При всей красочности описаний буйств нечистой силы и изумительного появления Вия итожат повесть размышления дружков Брута о том, что зря казак в очи Вию смотрел, а плюнул бы Хома вовремя ведьме на хвост и все бы обошлось.

Сигарев слишком уперт на своей любимой мысли о чернушной жестокости мира, чтобы позволить себе хотя бы тень иронии или юмора.

Его история начинается с информации, точно взятой из уголовной хроники, – рассказа гулящей вдовы-шинкарки (Яна Сексте), что трое неизвестных изнасиловали и жестко избили Панночку – дочку сотника.

Эге, немедленно мотают себе на ус просвещенные зрители, небось, Хома Брут и его дружки – богослов Халява и ритор Тиберий Горобець – учинили! Непросвещенные зрители по одному тому, как от рассказа задрожал ражий парень Хома Брут, тоже догадались, что к скверной истории наш герой явно причастен.

О причастности Хомы Брута к сексуальному насилию над девицей, приведшему к ее смерти, в произведении Сигарева знают все. И вдова, у которой он ночует. И посланные его отыскать и доставить к безутешному отцу четыре ражих молодца – Явтух (Дмитрий Бродецкий), Спирид (Алексей Усольцев), Дорош (Евгений Миллер) и Немой казак-верзила (Владислав Наумов). Пойманного Брута четверо конвоиров сажают в железную клетку и везут, как скотину на живодерню, подсовывая иногда через ячейки клетки кружку с горилкой да вареное яичко.

Сельский хутор, столь красочно описанный Гоголем, с его лугами, томной зеленью деревьев, селениями вокруг да полосой Днепра на горизонте, у Сигарева если что и напоминает, то живодерню из фильмов ужасов. Обшитые железными щитами стены, колышущиеся от ветра казацкие армяки (точно четверо повешенных) да железные клетки под потолком, набитые тушками неощипанных кур. Хотя куры уже дохлые, но яйца, видимо, продолжают поставлять в изобилии, поэтому основная пища обитателей хуто-­

ра – горилка с яйцами, а избытки продукции разбивают о непонятливую голову силком доставленного гостя.

Мир насильника, особенно нераскаянного насильника, по Сигареву, мрачен, однообразен и непригляден. Кошмары подстерегают на каждом шагу. А единственный путь к спасению – покаяние. К покаянию и чистосердечному признанию призывает привезенного Хому Сотник (его играет главная в «Табакерке» по возрастным ролям стариков Роза Хайруллина). К покаянию и признанию склоняют своего узника все четыре его стража. Белая покойница (Панночка в версии Сигарева – ангелоподобная девица-страдалица) ночами изо всех сил умоляет своего убивца: покайся, спаси душу! Но толстомясый и белотелый Хома душой обладает неуступчивой, сердцем каменным: не хочет признаваться, да и шабаш! Даже явление покойного Халявы (подельник, не выдержав угрызений совести, утопился) с его призывом «кайся!», Хому не пронимает.

Призывы к спасению душегуба у Сигарева, несомненно, лично-выстраданны, но несколько однообразны. В какую-то минуту кажется, скоро уже весь зрительный зал присоединится к нечисти и будет скандировать на манер детишек на елке, только не «Снегурочка», а – «Покайся, брат!».

Перетерпевший две ночи упорствующий Хома (поддерживающий свой дух исключительно горилкой и русской попсой) намерен и третью ночь выстоять. Но тут упрямца ждет закономерное фиаско. На призыв Панночки привести Вия нечисть приносит зеркало и сует в лицо Хоме. Натурально, взглянув на свою нечестивую рожу, Хома немедленно отдает богу душу (т.е. именно что не богу, а стерегущим чертям и прочей нечистой силе). В наступившей паузе прямо-таки слышно, как довольно хихикает дедушка Фрейд.

Однако для Сигарева и этого торжества добродетели и посрамления зла мало. На всякий случай, для самых непонятливых, драматург выпускает третьего подельника. Ритор Тиберий Горобец (Павел Табаков) приходит с покаянным письмом, где расставляет все точки над «i». Рассказывает подробно, как именно насиловали и били несчастную Панночку, и просит честной мир простить его прегрешение! Мир, разумеется, его немедленно прощает.

Так что тут даже самые недогадливые должны наизусть выучить несколько важных жизненных правил по Сигареву. Первое. Насиловать девиц нехорошо (для этого есть шинкарки, которые сами лезут). Второе. Если случайно кого изнасилуешь, надо немедленно (в крайнем случае на следующий день) каяться в совершенном грехе. Вот Хома упорствовал – и где он? А ритору после покаяния тут же хуторяне наливают горилочки, подсовывают крутое яичко и гладят по головке.