Одинокие зомби

Грайндхаусами (grind – точить, молотить, мучить) в 70–80-е годы называли кинотеатры, в которых нон-стопом показывали фильмы категории «В», соединяя их по два и прослаивая рекламными роликами. Родригес и Тарантино выросли в грайндхаусах и теперь воздают должное увлечениям своего детства, во многом сформировавшим режиссерский стиль каждого из них. Разлученные ленты вышли в российский прокат в обратном порядке, но каждому фану следует употребить сначала «Планету страха», а потом «Доказательство смерти» – как салат перед мясным блюдом, хотя по сюжету «мясным блюдом» (а попросту мясорубкой) является именно «Планета страха».

В СССР грайндхаусов не было, но они как грибы после дождя размножились в перестроечной России под именем видеосалонов, так что отечественная публика имеет хорошее представление о том, что это такое. Теснота, духота, режущий душу звук, жуткое изображение, напоминающее разводы на стене – и при этом удивительное ощущение свободы и свидания с запретным.

Не будет преувеличением сказать, что именно грайндхаусы сформировали особую публику с особым отношением к кино. И, главное, особый вид удовольствия от просмотра. Его можно назвать кинокайфом. Грубо говоря, это то, что испытывает киноман, глядя на то, что сотворил режиссер, выросший на той же куче трэша (киномусора), что и он сам. В частности, если в картине А попадается кадр, напоминающий кадр из картины В, то обычный зритель это вряд ли заметит. Кинокритик задумается над тем, что означает сходство – плагиат, сознательную игру или бессознательную цитату. Киноман же почувствует кайф узнавания.

Моментов узнавания особенно много в зомби-трэш-хорроре Родригеса. Центральный источник аллюзий – «Ночь живых мертвецов» – классическое «би-муви» режиссера Джорджа А. Ромеро. Правда, Родригес снимает с нарочитым нарушением второго закона «зомбиологии», который гласит, что укушенный зомби человек превращается в зомби: главной героине мертвецы откусывают ногу – и хоть бы хны. Когда вместо откушенной ноги приделывается ножка стула, вспоминается сказка «Баба-Яга – костяная нога», а когда туда же вставляется пулемет, на ум приходит фильм Тима Бертона «Эдвард руки-ножницы». Однако смысл родригесовской игры не только в отсылках к конкретным фильмам, но также к актерам, отождествившимся со своими амплуа, и типовым персонажам, как Брюс Уиллис в роли Терминатора или «старый шериф», который далее перекочует в «Доказательство смерти». При этом нарушаются (в той же мере, что и соблюдаются) не только законы зомбиологии, но и законы жанра. Так, одному из главных негодяев, которого полагается убить по всем правилам в результате длинного и смачного боя, походя располовинивают голову выстрелом из гранатомета. Как говорилось в старом анекдоте, «Штирлиц раскинул мозгами». С мозгами, кстати, связан и второй смачный диалог из фильма Родригеса: «А девчонка-то совсем без мозгов». – «В каком смысле?» – «Сам посмотри». Что в следующем кадре, ясно – половина женской головы с выеденным мозгом. Хотя, заметим, главными героями рассматриваемого диптиха являются женщины – «Черри нога-пулемет» (Роуз МакГоуэн) и «каскадерша Зое» (Зое Белл), столь же ужасные, сколь и прекрасные.

В довершение ко всем киноманским удовольствиям пленка, на которой снята «Планета страха», пестрит царапинами, а в самой середине вдруг начинает пузыриться как бы от огня и останавливается. Через секунду появляется надпись: «Администрация кинотеатра приносит свои извинения», и сразу же начинается следующая часть, создавая ложное впечатление идиотского монтажного скачка.

«Доказательство смерти» – дословный перевод термина death proof, тем более нелепый, что в самом фильме дается верный перевод: «неубиваемый». Имеются в виду герой по прозвищу Каскадер Майк и его автомобиль, водительское место которого оборудовано всевозможными противоударными приспособлениями (они-то и называются death proof).

Фильм снят на чистой пленке без признаков кино класса «B». Картина сделана с пижонской простотой – склеена из трех длинных сцен в автомобилях и двух коротких интермедий в больнице и в баре, причем два автоэпизода заполнены девичьими разговорами в едущих машинах, а один включает погоню, обратную погоню и триумфальную расправу над маньяком. Разговаривающих девочек можно было бы сократить раза в два ввиду бессодержательности их болтовни, но нужно понимать, что Тарантино щеголяет умением воспроизводить девичий треп и тянет резину, чтобы имитировать дешевый саспенс.

Маньяком оказывается, понятное дело, каскадер Майк в умопомрачительном исполнении Курта Рассела – роскошный мэн со шрамом и в черной тачке с черепом и костями на капоте, который мог бы снимать девочек гроздьями, но вместо этого превращает их вместе с машинами в груды искореженного и окровавленного металла.

Однако, когда в финале чудом уцелевшие девицы во главе с каскадершей Зое буквально трахают каскадера Майка, любой любитель кино испытает чувство полного, глубокого и почти сексуального кинокайфа, который при обратном порядке смотрения фильмов был бы не так глубок и не столь полон.