Posted 30 июня 2005,, 20:00
Published 30 июня 2005,, 20:00
Modified 8 марта, 09:31
Updated 8 марта, 09:31
Количество архитектурных светил, посетивших Москву за последний месяц, может сравниться разве что с количеством театральных звезд, приехавших на Чеховский фестиваль. Свои лекции и мастер-классы уже провели американец Даниэль Либескинд, Заха Хадид из Ирака и британский дизайнер Рон Арад. Вновь открыл свою мастерскую голландец Эрик ван Эгераат, спроектировавший комплекс Москва-сити. После массированного нашествия европейских звезд вполне естественно было ожидать гостей с Востока. Лидер японской школы Арата Исодзаки подоспел как раз вовремя: его выставка «Заново разрушенная Хиросима» показала не только достижения, которые она сулит, но и утраты, которые она предвещает.
Основной тезис Исодзаки в общих чертах можно передать следующим образом: современная архитектура возникала на месте военных или природных катастроф. Иными словами, сегодняшние архитекторы привыкли начинать все с белого листа – будь это послевоенная Европа 50-х годов прошлого века или территория нью-йоркского Торгового центра после атаки террористов в 2001-м. Видимо, поэтому все эти мастера-градостроители чувствуют себя наследниками русского авангарда: ведь авангардисты и конструктивисты во главе с Малевичем также начинали с нулевого уровня, демонстративно выбросив «на свалку истории» буржуазное искусство. Сам Арат Исодзаки своим творчеством сполна отдал дань Малевичу. Исодзаки в конкурсе на новый корпус
Мариинского театра предложил проект, в котором воспроизводились «архитектоны» – трехмерные модели – лидера супрематистов. Фирменной же маркой японца стали «воздушные города», идею которых он также почерпнул из арсенала русских утопистов. Исодзаки придумал поставить на месте разрушенного пригорода Токио огромные столбы-опоры, между которыми «подвесил» (по принципу ласточкиного гнезда) офисы и квартиры. В урезанном варианте этот проект ему удалось осуществить в Катаре, где он выстроил Национальную библиотеку.
Но куда как более существенным, чем включение в архитектуру авангардной геометрии, оказалось другое достижение японца. Именно он вывел на сцену образ катастрофы. Так, на Венецианской биеннале 1995 года Исодзаки завоевал главный приз проектом, который представлял разрушенную Хиросиму: из обломков города собирается новая композиция (кстати, устроители поначалу отказались вести в Венецию обломки Хиросимы на том основании, что в смете не было статьи расходов «на мусор»). В Москве архитектор воссоздал свою миланскую инсталляцию 1968 года «Электрический монумент» – вращающиеся металлические пластины (метафора урбанизма), на которых изображены духи зла. Так, современный город наполняют предчувствия грядущих трагедий и апокалипсиса.
Образ разрушенного города или места дает архитектору массу преимуществ: он совершенно свободен в том, что хочет построить, он – совершенный космополит. Но тут же его подстерегает главная опасность: Арата Исодзаки испытал ее в полной мере. Его малевичевский проект для Мариинского театра не стал победителем – слишком умозрительна была эта постройка и никак не вписывалась в оригинальную питерскую архитектуру. Для нее стоило бы разрушить какую-то часть Петербурга. Но Гергиев и его коллеги от этого благоразумно отказались.