Актер Даниил Спиваковский

– Даниил, прежде вы работали с Сергеем Арцибашевым и говорили, что он ваш режиссер. Но затем театр возглавил Миндаугас Карбаускис – художник совершенно другой формации. Не пришлось ли вам, что называется, «ломать себя», подстраиваться под формат?

– Нет, нам с ним работается очень хорошо. Но если брать всю историю, то первоначально я ученик Андрея Александровича Гончарова. Все мои успехи в профессии – и в театре, и в кинематографе – это его заслуга. Я счастлив, что учился у этого великого мудреца. Помню, 1 сентября 1990 года он сказал нам, первокурсникам: «Ребята, я не обещаю вам ни нормальной личной жизни, ни нормальных заработков, ни нормальной нервной системы, ни бытовой устроенности. Но тот, кто пройдет этот путь, и выйдет в свете прожекторов на сцену, и в хорошем смысле слова сможет манипулировать чувствами и эмоциями людей, сидящих в зале, тот получит удовольствие, не сравнимое ни с какими другими удовольствиями жизни».

И когда я пришел домой, то сказал маме: «Я счастливый человек, потому что буду учиться у этого великого мудреца, педагога и режиссера». Конечно, я его вспоминаю часто и предан Театру Маяковского прежде всего потому, что меня взял в этот театр именно Гончаров. Разные времена были в театре. На смену Гончарову пришел Сергей Николаевич Арцибашев, который поставил со мной несколько ярких спектаклей.

И к чести и уважению Миндаугаса Карбаускиса, эти спектакли остались в репертуаре, и он не собирается их снимать. Сергей Николаевич тоже был моим педагогом, и свою первую главную роль в спектакле «Фарс только для взрослых» Николая Коляды я сыграл под его руководством. Но в жизни складываются непростые ситуации. На смену Сергею Николаевичу пришел Миндаугас Карбаускис – ученик Петра Наумовича Фоменко, который в свою очередь прямой ученик Андрея Александровича Гончарова. Поэтому можно сказать: мы все вышли из одной школы.

Поэтому и первый спектакль Карбаускиса, «Таланты и поклонники», выпущенный на нашей сцене, – это настоящий театр. Не хохотушка и не веселое времяпрепровождение. Это философские размышления и автора, и режиссера, и нас, актеров. Хотя много и смешного, нелепого, неожиданного. Но одно другому не мешает. Это юмор интеллектуальный, который адресован зрителю, способному размышлять.

– Спектакль вызвал волну восторгов в прессе, хотя были и отрицательные рецензии. Не обидно, когда мнение критика расходится с вашим?

– Я спокойно отношусь как к положительной, так и к отрицательной критике. Хотя, надо сказать, я критикой не обижен. Главное, чтобы она была правильная, объективная и умная. Всегда прислушиваюсь к мнению профессионалов и испытываю к ним только благодарность. Если критикуют, значит, что-то не так сделал, стараюсь найти причину, что-то исправить. А хорошие слова окрыляют и дают силы для дальнейшего творчества.

Но есть несколько человек, которые являются моими несомненными авторитетами. Это моя супруга Света, моя мама и еще несколько человек, мнению которых я доверяю. Но Света действительно очень строгий зритель, и она моя муза. Не имея театроведческого образования, она всегда точно определяет качество постановки. Она очень придирчива к моей игре, смотрит спектакль по многу раз и анализирует: «Здесь наиграл, здесь перебрал, здесь много гротеска». Спектакль «Таланты и поклонники» она смотрела два раза подряд, прогон и премьеру, и не могла сдержать слез, так ее растрогал мой Мелузов. А это и есть высшая награда.

– А чей голос для вас важнее?

– Я для себя таких градаций не строю. Одинаково важны… И замечательно дополняют друг друга. Кстати, именно мама в свое время познакомила меня с театром. Впервые она привела меня на сказку «Белоснежка и семь гномов», которая шла в «Современнике». У нас были билеты куда-то на бельэтаж, но мы увидели два места в первом ряду с краю и после третьего звонка, когда уже стал гаснуть свет, пересели на первый ряд. Спектакль начинался с того, что один из персонажей спускался в зрительный зал и раздавал детям шоколадные конфеты. Досталась конфета и мне. Наверное, кто-то из детей тут же развернул конфету, положил за щеку и сжевал. А я продержал ее весь спектакль, и она растаяла от горячей ладошки. И сейчас я думаю: может, это был какой-то знак – через эту конфету в мою кровь вошло желание лицедействовать?

В моей жизни были и другие счастливые случайности. Например, работа в фильме Валерия Тодоровского «Мой сводный брат Франкенштейн» могла не состояться, если бы меня случайно не заметила ассистентка по актерам, которая искала подходящий типаж для сериала «Темная лошадка» Сергея Газарова. Так я попал в эту блестящую команду, где продюсером у Газарова был Валерий Тодоровский. И после того, как я снялся у Газарова, Валерий Петрович пригласил меня без проб на главную роль в свой фильм «Мой сводный брат Франкенштейн». А затем на меня обратили внимание другие режиссеры и стали чаще приглашать сниматься.

– Теперь вам грех жаловаться. В кино вы сыграли и Петра III, и Гитлера, и академика Ландау, и члена политбюро Михаила Суслова, и узников концлагерей, и счастливых отцов семейства. Известно, что столь трудные перевоплощения отражаются порой на здоровье актера…

– Я, слава богу, таких проблем не испытываю, ведь не фанатично вживаюсь в образ, а просто лицедействую. Я вообще очень люблю лицедействовать, люблю грим, костюмы. Если получаю какую-то большую роль, то всегда стараюсь параллельно получить где-то еще и небольшую или репетирую что-то в театре. Это дает мне определенную легкость. А вообще, если говорить о театре, то я с ним на «вы». Знаете, есть такое понятие, что театр – мой дом. А для меня театр – это не дом. Дом – это место, где я отдыхаю, где надеваю тапочки, расслабляюсь. Дом – это уют, тепло, дети, жена, запах вкусной еды. Стол в моей гримерке крайне аскетичный. Некоторые артисты любят вешать на стены свои фотографии, какие-то афиши, ставить на столик подарки от поклонниц, приносить чайнички, булочки, цветочки. Я этого не хочу. Я прихожу, играю спектакль и ухожу. Не участвую ни в каких внутритеатральных увеселительных мероприятиях.

– Коллеги не станут подозревать вас в надменности?

– Нет, ну почему? После премьеры, например, я могу остаться и полчасика побыть в коллективе, отпраздновать событие. Если у коллеги день рождения, поздравлю, вручу подарок. Но в «капустниках» или поздравительных речевках не участвую. И даже когда меня приглашают на актерские посиделки, я там сторонний наблюдатель, а не участник. Я всегда восхищаюсь ребятами, которые прекрасно импровизируют, на ходу что-то сочиняют, работают в интерактиве с залом. Я не такой – мне нужны репетиции.

Вообще я человек закрытый. Иногда думаю, что, наверное, потому и выбрал актерскую профессию, чтобы скрывать свои чувства и переживания. Мое истинное лицо за этой маской, за ней я прячу свое естество, свое нутро. А в «Талантах и поклонниках» в нескольких сценах я сбросил маску и вдруг стал самим собой – таким, какой я есть. Это было очень здорово, и я чувствую, что зритель это понял и принял. Хотя, повторяю, я люблю гротеск, люблю преувеличения и продолжаю в этом жанре работать.

Например, удается это делать в антрепризе, с которой я объездил почти всю страну, был и на Дальнем Востоке, и в Сибири. Побывал в Америке, в Германии, в Израиле, в Чехии. Благодаря антрепризе я встречаюсь с разным зрителем, и это замечательно. Такое искусство, как театр, всегда остается востребованным. В нем эмоция рождена здесь и сейчас, и его не заменит ни Интернет, ни кино, ни телевидение. В последнее время упал прокат фильмов, люди реже стали ходить в кино – не только на российские фильмы, но и на западные. А в театр, где билет может стоить в десять раз дороже, народ идет. Театр не умрет никогда.

Полную версию интервью читайте в июньском номере журнала «Театрал»