Posted 31 марта 2013,, 20:00
Published 31 марта 2013,, 20:00
Modified 8 марта, 05:16
Updated 8 марта, 05:16
Домовой «Таганки»
Последний год все чаще кажется, что снайпер-смерть сменила оружие. Она уже не выбирает свои жертвы, не устанавливает скрупулезно прицел, но стреляет автоматной россыпью. И мы не успеваем ни осмыслить, ни отгоревать, ни отплакаться. А «скорбный список утрат неотступно растет и растет». Точно небеса, исчерпав терпение, самым жестким способом пытаются нам напомнить о вечности. О том, как мелки и малы все наши мышиные суетливые дележки кресел и должностей, наши споры и ссоры рядом с этой караулящей нас пастью. О том, как мало истинного и как много мишуры, и как часто это главное и истинное оказывается мишурой поглощенным и заваленным.
Валерий Золотухин был артистом Божьей милостью. Недаром любил вспоминать, как на вступительных экзаменах на вопрос: «Что еще можешь» – лихо отчеканил: «Я все могу. Меня таким мама родила!». И петь, и плясать, и заражать любого своим настроением – удалью и лихостью, шальной радостью и живой грустью. Недаром любимой и звездной ролью остался его Бумбараш (хотя за долгую жизнь в фильмографии актера набралось около 90 ролей). Невинный, как младенец, и простодушный, как ангел, шел он среди Гражданской войны. В его Бумбараше жило то фольклорное неиссякаемое простодушие, которое роднило русского Ивана-дурака с великолепным бравым солдатом Швейком и еще более с древней куклой, которую любят дети, – ванькой-встанькой. Этого Бумбараша нельзя было ни повалить, ни согнуть – распрямлялся и поднимался. Вопреки всему и вся – он был бессмертен, как бессмертна земля, как бессмертна весна и песня.
В галерее разнообразных национальных вариантов русского характера, которую любовно собирал в своем Театре на Таганке Юрий Любимов, Валерий Золотухин занимал место особое и отдельное. Недаром главной работой стал Федор Кузькин в спектакле «Живой» по повести Бориса Можаева. На сцене «Таганки» выросли тонкие березовые стволы, заканчивающиеся избушками-скворечниками. Звучали фольклорные распевы и ядреные частушки. С колосников спускался замухрышка-ангел и посыпал Кузькина и его семью манкой из горшка – «манной небесной». Вопреки постановлениям начальства и временам за окном Федор Кузькин ухитрялся существовать, оставался «живым»…
Спектакль запретили еще на генеральном прогоне, лично Фурцева прервала действие, хлопнув по столу: «Есть тут парторганизация в театре или нет?»… И потом в течение двадцати лет Юрий Любимов снова и снова пытался «пробить» спектакль – на «Таганку» по весне свозились свежесрубленные стволы… Только в конце 1980-х, после возвращения Мастера из эмиграции, Федор Кузькин – Валерий Золотухин вышел к зрителю.
«В России надо жить долго» – фраза, которую повторяют так часто, что никто, похоже, не задумывается, сколько же натерпишься по дороге. Бессменный домовой «Таганки» Валерий Золотухин был свидетелем и участником ее славной истории и ее горьких страниц – от разделения театра до ссоры и ухода Юрия Петровича Любимова…
Почти год стоя у руля «Таганки», Валерий Золотухин пытался удержать корабль на плаву, звал разных режиссеров – наших и зарубежных. Сыграл у Кшиштофа Занусси в постановке «Король умирает». Сыграл обреченного Короля, которого все торопят поспешить с уходом. Блистательный лицедей, Золотухин бесстрашно воспроизвел все клинические приметы распада: как отказывают ноги, как заваливается голова, как начинают конвульсивно подергиваться мускулы лица… и ужас души, не желающей признать, что ты смертен и срок пришел…
Избалованные компьютерными играми, мы и в жизни часто ищем кнопку reset, чтобы отменить неверный ход, переиграть судьбу. Увы, не получается. И сейчас сотни его зрителей крутят «Бумбараша» или слушают в Youtube его песню о том, что «синяя река больно глубока».
Валерий Золотухин неоднократно давал интервью «Новым Известиям» и журналу «Театрал». Вот некоторые фрагменты из них:
Но если бы это было так просто: «Вот я в маске, а вот – без нее!» Нам-то кажется, что мы являемся сами собой. Есть маски, которые так прирастают, что ты сживаешься с ними настолько, что не можешь вспомнить, когда ты их надел. Феллини, всю жизнь снимая фильмы о себе, о своем детстве, все перефантазировал, переврал, пересочинил... Потому что все – полувымысел, близкий к реальности, но не сама реальность. Вот вы приводите: «Вы говорили...» А я и не помню, говорил или нет, было или не было… Я не спорю, вполне возможно, что и говорил… Я человек, часто опровергающий сам себя, противоречащий сам себе, поскольку сам человек фантазирующий, пишущий…
С одной стороны, миф облегчает вхождение в мир, с другой стороны, от этих мифов ты же сам и страдаешь. Вот ты приезжаешь из алтайской деревни и попадаешь в столичный театр, и надеваешь на себя маску деревенского простака, чтобы найти нишу и получить роли, которые тебе ближе, которые ты сможешь сыграть. И эта маска тебе до поры до времени приносит дивиденды. А потом, когда возникает Гамлет или Моцарт, мир говорит: «Да он совсем не такой!!!» Ты вырос из собственного мифа, но мир не готов и не хочет видеть тебя другим. Тебя не пускают за пределы очерченного тобой же самим мифа.
Все, что я хотел сказать, я сказал и говорю в своих дневниках. Если получится что-то с романом – дай Бог, а нет так нет. Мои литературные амбиции тоже прошли. Хотя когда-то они были выше актерских. Но сейчас я успокоился, потому что в писателя уже сыграл, доказав что-то самому себе. Понимаете, быть писателем – это иметь что сказать. А очень многое из того, что я хотел сказать, я сыграл. Ведь роли – это тоже способ сказать.
Счастье человека, как и его несчастье, заложены в характере. А характер мой очень похож на характер моего деда со стороны отца, Федосея Харитоновича. Он был человек легкий, всех прощал. Находил компромиссы. Это великий дар в общежитии с людьми. И я думаю, мне с характером повезло. А значит, и с детством, и с жизнью.
Подготовила Веста БОРОВИКОВА