И у крысы есть душа

Названный балет Чайковского – один из самых репертуарных в мире. Редкая балетная труппа обходится без рождественских показов спектакля со снегом и наряженной елкой: ведь касса будет обеспечена. Многие компании предпочитают гнать стандартную классику «для семейного просмотра», превращающую неоднозначную историю писателя Гофмана в детскую сказочку с хеппи-эндом. Но есть и другая группа «Щелкунчиков» – авторские балеты, как правило, предназначенные для взрослых и исследующие возможности, заложенные в таинственной, глубинно-трагической, а вовсе не сладкой музыке Чайковского. Например, версия Мориса Бежара, которую хореограф построил на ассоциациях и метафорах собственной молодости, проект Марка Морриса, сделанный с отсылками к поп-арту, спектакль Мэтью Боурна, где действие происходит в «диккенсовском» детском приюте, и постановки, связавшие историю Щелкунчика с балетной профессией персонажей.

К когорте щелкунчиковедов решил примкнуть Раду Поклитару, хореограф «Киев-модерн-балета». Он известен нетрадиционными балетными версиями громких названий – от «Ромео и Джульетты» в Большом театре до «Золушки» в Риге, вызвавшей, как и спектакль ГАБТа, возмущение и запреты наследников Прокофьева. Кстати, в «Золушке» уже была опробована коллизия нынешнего спектакля: бесправной героине, живущей на дне общества, снится история ее преображения в принцессу, но явь после красивой грезы оборачивается катастрофой.

Прообразом героини этого «Щелкунчика», уличной девчонки, живущей на мостовой в зимние морозы, наверняка послужила сказка Андерсена про девочку со спичкой. Балет, сделанный по специально написанному Поклитару либретто, соответствует девизу постановщика: «Все в этой истории – не то, что кажется». Одежды героев как бы вышли из конца XVIII века, но с явной насмешкой над тогдашней модой. Бездомная Мари в драной рогожке попадает в богатый дом, где за соблюдением приличий прячутся грязь и ненависть, а бездушные монстры (хозяева и гости) не хотят приветить нищенку. Среди них мечется одноглазый Дроссельмейер, уродливый, как Квазимодо, несчастный гипнотизер-калека. Он может внушить все, что угодно, наслаждаясь умением делать из окружающих обывателей садомазохистов с хлыстами. Но если люди вокруг манипулятора превращаются в крыс, то потому, что новый облик отражает их душевную суть.

Мари, преобразившаяся в бальном платье, получит куклу Щелкунчика – точную копию Дроссельмейера, только молодую. Герой будет активно изживать свои комплексы, воображая себя стройным и красивым. Героиня вместе с ним совершит путешествие, в котором примерит свадебную фату и закружится в танце с Королем серых пакостников с длинными мерзкими хвостами. Но от судьбы не убежишь. И знаменитый вальс снежинок, и розовый вальс последнего действия окажутся всего лишь крысиными бегами. А парад кукол в национальных костюмах станет шутовской вариацией на тему смерти, сигналом о тотальной недостижимости удачи. В русском танце балетный Принц убивает Одетту-Лебедя из арбалета. В испанском танце Хозе закалывает Кармен. В восточном – «покорные» жены шейха собственноручно душат своего властелина, а во французском Красная Шапочка деловито травит Волка ядом.

Удивительно, но музыка Чайковского выдерживает это крысиное нашествие, этот взгляд без малейших иллюзий и совершенно безжалостную концепцию. Местами контакт достигается за счет эмоциональных совпадений хореографии с партитурой, часто – по принципу контраста, но эффект несомненный. Поклитару избегает танца на пуантах, но свободно применяет все остальное, от классических па и азов модерн-данса до закрученных гимнастических поддержек и элементов фигурного катания. Но как следует «разгуляться» лексически у него не очень получается. На выходе – не особо богатый, местами даже однообразный, но зрелищный и внятный танец, который четко выражает смысл происходящего. А смысл этот предельно грустный: несчастны все и всегда, но крысы на поверку оказываются добрее людей. Они, конечно, пытаются вредить героине, но и помогают тоже. Во всяком случае, не равнодушные ко всему прохожие, а крыса-дворник с метлой в руках примет последний вздох замерзшей оборванки, чьи предсмертные видения привели к созданию этой гротескной притчи.