Posted 31 марта 2008,, 20:00

Published 31 марта 2008,, 20:00

Modified 8 марта, 08:21

Updated 8 марта, 08:21

Гусак на коне

Гусак на коне

31 марта 2008, 20:00
В этом году на сцене Александринки появились два спектакля по Гоголю – Валерий Фокин поставил «Женитьбу», а режиссер-реформатор Андрей Могучий – инсценировку по мотивам «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем». Привезенные в столицу «Иваны» – один из главных претендентов на «Золотую маску» в

Постановку «Иваны» режиссера Андрея Могучего в Москве ждали по-особому. Легендарный режиссер Темур Чхеидзе настойчиво повторял, что «Иваны» – один из лучших спектаклей, которые он видел за последние пять лет. Специалисты по сценографии закатывали глаза и уверяли, что Александр Шишкин создал свой очередной шедевр, а также выражали опасение, что спектакль, столь прочно вписанный в пространство сцены Александринки, перевозке не поддается. Редкий случай в театре – опасения не сбылись, а все эпитеты оказались правдой.

«Иваны» – спектакль этапный, из тех, что сметают накопившуюся театральную пыль и открывают новые горизонты возможностей. Давно опробованный Андреем Могучим метод «несочетаемых сочетаний» здесь прозвучал в своей утверждающей силе. В гоголевской прозе (помимо «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» в спектакль включены фрагменты и других гоголевских текстов) режиссер нашел на редкость созвучный собственному миру материал. У Могучего с Гоголем общая любовь-ненависть к вещному и бренному миру. Спектакль «Иваны» просто переполнен вещами и предметами, среди которых ружье, сковородки, бутылки, машинки «Ундервуд», деревянные ноги, руки, вставные глаза, ватники, украинские рубахи, кастрюли, сковородки, чайники, газовая плита, унитаз, электропила, топоры, сани. По сцене бродит рыжий конь Кузя и носится человек на велосипеде. Но, как и у Гоголя, любой сценический предмет легко может вдруг волшебным образом обернуться чертовщиной. А натуралистическая детальность вещного мира легко разрастается сюрреалистическим кошмаром.

В повести Гоголя Иван Иванович обижается на то, что Гусаком его обозвали из дворянской чести и деликатности. В спектакле он мертвеет от страха. А вдруг и впрямь: назвали Гусаком, ан вот он сейчас Гусаком обернется! Трудно ли!

Андрей Могучий вводит в действие и делает главным бесом постановки персонажа с прозвищем Гусек (его играет актер-лилипут Алексей Ингилевич). Сидя под колосниками, он сопровождает действие своим га-га-га. А после роковой ссоры спускается из поднебесья. Деревянный дом, стоящий на сцене, вдруг на наших глазах начнет разваливаться: улетит под небеса крыша, разъедутся стены. И вот уже в пустом пространстве поселились не то бесы, не то оборотни, а немножко и рабочие сцены.

Построив дом в разрезе, где друг у друга на голове расположатся два героя повести, бесы-рабочие (или рабочие бесы) с удовольствием через полчаса начнут его крушить, азартно скидывая картонные стены. А деревянное пианино, которое долго болталось на лебедке, все-таки сорвется, упадет и разобьется.

Чертовская изнанка мира, дразнящая и тревожившая Гоголя в постановке Александринского театра, обрела убеждающую наглядность. Любой предмет таит опасность неожиданных превращений. Андрей Могучий с удовольствием и азартом играет почти цирковыми фокусами преобразования пространства и предметов. Вот перед Иваном Ивановичем ставят на стол блюдо, на котором сидит карлик, ножом отрезает он у сидящего руку, впивается в нее зубами. Сверхнатурально выписанный и выстроенный мир распахивается куда-то в миф и сказ. Смешиваются времена. И хор в черных платьях на мотив гимна Советского Союза поет: «О, Русь, куда несешься ты, дай ответ!»

Деликатный Иван Иванович Перерепенко (Николай Мартон) заходит в приемную суда с жалобой-поветом и попадает в преисподнюю, где развеселые черти стучат на пишущих машинках. А Городничий теряет то деревянную ногу, то руку-протез, и упорно подмигивает неживым стеклянным глазом. Исполинский Иван Никифорович Довгочхун (Виктор Смирнов) появляется в суде с топором под мышкой. Корифеи Александринки показывают тот класс актерской игры, которая оправдывает любые режиссерские штуки-фокусы, и дает человеческий масштаб сценической чертовщине.

Фраза Стефана Фаворского «Взирай с прилежанием, тленный человече, яко век твой приходит и смерть недалече» – повторяется в течение действия неоднократно. Ближе к финалу герои улягутся в корыта-гробы. Но вместо смертной трубы зазвучат ласковые родительские голоса: «Ванечка, ты где?» Снова собираются вместе деревянные стены, опустилась на место крыша: привычный мир вернулся на свои места – до следующей ссоры-катастрофы.

"