Хореограф Джон Ноймайер

– Джон, почему Чехов?

– Я знаю его пьесы очень хорошо, и меня зачаровывает то, как Чехов подает характеры, то, как он все оркеструет. И реальность персонажей, которая может быть понята без слов. То же самое с Шекспиром, который писал поразительные пьесы, но его герои могут быть выражены и без слов. В Чехове есть что-то очень тонкое в смысле эмоционального климата. Важно, что у него нет однозначно плохих или хороших, злых или положительных персонажей. Для меня всегда было важно передать в танце весь этот спектр и все нюансы.

– В свое время вы собирались поставить балет по другой пьесе Чехова – по «Трем сестрам», но проект не состоялся. Вы обратились к «Чайке». Почему именно к ней?

– Я видел, конечно, много постановок «Чайки». Но однажды, 1 января 1996 года, я увидел «Чайку» в Берлине, и для меня стало откровением, что эта пьеса не только о русской жизни конца XIX века. Она касается меня лично, очень близко касается.

– Ваши постановки идут на величайших сценах мира – в Парижской опере, Американском балетном театре, Королевском балете в Лондоне, Большом и Мариинском театрах. И неожиданно вы принимаете приглашение от Московского театра имени Станиславского и Немировича-Данченко. Как они вас уговорили?

– Как художника меня, прежде всего, интересует качество исполнения, а не имя. Для меня были очень важны та честность и открытость, с которой они просили не любую мою постановку, а именно «Чайку». Директор театра мистер Урин приезжал в Гамбург и видел премьеру, после этого он смотрел ее на наших гастролях в Санкт-Петербурге. Меня подкупило то, что он хотел именно этот балет, и так сильно хотел. Для меня большое значение имеет то, что у этого театра богатые традиции и его имя неразрывно связано со Станиславским. Когда я готовился к постановке «Чайки», я приезжал в Москву и приходил во МХАТ, где для меня даже остановили репетицию и закрыли занавес, чтобы я мог посмотреть на легендарную чайку на занавесе. Для меня это важно, потому что именно там была первая успешная постановка этой пьесы, и, собственно, «Чайка» помогла в каком-то смысле Станиславскому и МХАТу стать известными. Поэтому для меня было важно вернуть результаты моих исследований, моей работы в Россию, в театр, носящий имя Станиславского.

– В ваших постановках большую роль играют личность исполнителей, их индивидуальность. В этой труппе вы нашли личности, способные воплотить образы Чехова в вашей постановке?

– Мы сейчас в процессе работы над этим. Здесь я нашел людей, которые слушают меня и хотят работать. Я не знаю, солисты ли они, ведут ли спектакли. Увидев их на классе, я выбрал тех, которые мне понравились. Надеюсь, у нас будет два или три состава исполнителей.

– Русских артистов немало и в Гамбургском балете, который вы возглавляете. Вам с ними интересно? Они как-то отличаются от европейских или американских танцовщиков?

– Когда я работаю с танцовщиками, они обычно одеты в трико и у них нет паспорта. И мне совершенно неважно, какой они национальности – китайцы они, аргентинцы или русские, мне важно, насколько они творческие люди, важны наши отношения, наш диалог. Главное – понимают ли они меня, доверяют ли мне, и что мы можем создать вместе.

– Сильно ли будут отличаться ваши постановки «Чайки» в Гамбурге и в Москве?

– Да, конечно. Думаю, что в этом вопросе важны два аспекта. Первое – текст. Точно так же, как, когда звучат пьесы Шекспира, разные актеры произносят один и тот же текст по-разному. У нас есть хореографический текст и два танцовщика, которые его исполняют. Они привносят свою личность и делают это по-разному. Во-вторых, я живущий хореограф, и это значит, что работа не закончена. Когда я смотрю наши репетиции, как мы работаем, я в то же время оцениваю свою собственную хореографию. И если я вижу, что какое-то движение можно сделать по-другому, что оно будет выглядеть лучше, если мы сделаем его ниже или выше, то я меняю.

– Какой вам показалась Москва в этот приезд? Она изменилась?

– Сложно ответить. Когда я работаю, я, как собака с костью, – ничего не вижу. Максимум, что мне удалось, – сходить в Большой театр. Я всегда очень осторожно говорю об этом, потому что считаю, нужно хорошо знать то, о чем говоришь. Могу только поделиться впечатлениями. Мне все больше кажется, что Москва становится похожа на любой другой большой город в мире. Думаю, что это плохо. Здесь все больше уделяется внимания гламуру, Gucci, красивым бутикам... И все меньше – личности. Меня это очень огорчает.

– А в каком городе вам комфортнее всего?

– Конечно в Гамбурге! Но также и в Париже. Мне очень нравится Лондон, и я люблю Санкт-Петербург. Не могу говорить как специалист, но я больше времени провел в Петербурге и знаю там больше уголков. Может, если я проведу больше времени в Москве,и мне не придется столько работать, я найду и здесь какие-то интересные уголки.

СПРАВКА

Балетмейстер Джон НОЙМАЙЕР родился 24 февраля 1942 года в США. Учился в Королевской балетной школе Лондона и затем в Королевском Датском балете в Копенгагене, где занимался у знаменитой Веры Волковой. В 1963 году был приглашен солистом в труппу Штутгартского балета (Германия), где вскоре сам начал ставить балеты. В 1969–1973 годах – главный балетмейстер балета во Франкфурте-на-Майне. В 1973 году возглавил Гамбургский балет. Именно там в 1977 году поставил свой самый известный балет «Сон в летнюю ночь», по Шекспиру. В дальнейшем под руководством Ноймайера этот балет вышел на сценах Парижской оперы, Венской оперы, в Датском Королевском балете, в Шведском Королевском балете, в Дрездене. В 1989 году во время гастролей балетной труппы Парижской оперы «Сон в летнюю ночь» был показан на сцене Большого театра. В декабре 2004 года этот балет вошел в постоянный репертуар Большого. В 2001 году Ноймайер перенес в Мариинский театр в Санкт-Петербурге балеты «Весна и осень», «Здесь и сейчас» и специально для солистов Мариинки поставил «Звуки пустых страниц» на музыку Альфреда Шнитке.