Гидрополитика в действии: о чем будут говорить с талибами на Петербургском форуме

Андрей Сизов

Владимир Путин, как известно, отмечая наличие «безусловных проблем» в Афганистане, тем не менее признал необходимость выстраивать отношения с действующей афганской властью. Эти слова показывают, что гипотетическая (хотя пока и не случившаяся) реабилитация талибов — вовсе не проявление «протестной дипломатии», стремления сделать «назло» тем же США, фактически проигравшим битву за Афганистан.

Со стороны России прагматизма здесь намного больше, чем эмоций или чистого доктринерства. И если это не just business — то геоэкономика, выстраивание новых партнерств, «перезагрузка» баланса сил и повышение влияния Москвы в Центральной и Южной Азии.

Не секрет, что важнейший экономический ресурс и первопричина многих межгосударственных конфликтов в этом макрорегионе — вода. А география и местоположение Афганистана таковы, что от его «гидрополитики» критически зависит доступ к ключевым водным артериям как соседнего Ирана, так и ряда бывших союзных центрально-азиатских республик.

В мае 2023 года нерешенные вопросы водоснабжения иранских провинций из-за строительства афганцами ГЭС и плотины на реке Гильменд спровоцировали вооруженные столкновения на границе двух стран.

Едва ли не более серьезная проблема — возведение 285-километрового канала Куш-Тепа на Амударье. Создание масштабной системы мелиорации еще в 70-е годы прошлого века инициировал первый афганский президент Мухаммед Дауд, рассчитывавший таким образом не только поднять сельское хозяйство, но модернизировать всю национальную экономику.

Сегодня в Кабуле тоже связывают с Куш-Тепа ни много ни мало «зелёную революцию». При этом серьезность намерений нынешних афганских властей превратить страну из импортера в экспортера продовольствия подтверждается заявлениями Минобороны Афганистана — о поддержке строителей канала «всеми имеющимися силами».

Между тем, на Амударью приходится 80% всех центрально-азиатских водных ресурсов. В частности, Узбекистан и Туркменистан, расположенные ниже по амударьинскому течению, используют эту водную артерию для орошения, соответственно, 2,3 и 1,7 млн га. И согласно экспертным оценкам, при запуске Куш-Тепа Ташкент и Ашхабад могут потерять до 15% получаемой сейчас воды. А в среднесрочной перспективе водный дефицит у северных соседей Афганистана может достичь и 50%.

Не случайно президент Узбекистана Шавкат Мирзиёев еще прошлой осенью предрек «кардинальное изменение» водного режима и баланса в Центральной Азии. При этом он признает: «новый участник процесса водопользования […] не связан с нашими странами какими-либо обязательствами».

В этом, кстати, с Мирзиёевым солидарны и в Минводэнерго Афганистана: «В данном случае мы никаких обязательств не принимали. Договора нет. Поэтому делаем то, что считаем нужным».

Действительно, Афганистан не подписывал Конвенцию по охране и использованию трансграничных вод 1992 г. — базовый документ, на основе которого оговариваются вопросы управления трансграничными реками и озерами. Он также не является субъектом Алма-Атинского соглашения 1992 г., регулирующего использование рек. А более раннее соглашение 1946 г. с СССР давно не действует.

Но то, что Афганистан де-юре никак не вовлечен в международную «водную дипломатию», вовсе не подразумевает его отстраненности от гидрополитики де-факто. Скорее наоборот. И цитируемое выше заявление афганского Минводэнерго — яркое тому подтверждение.

Пребывание в нормативной «серой зоне» лишь развязывает афганцам руки, ставя их соседей перед весьма незавидной альтернативой. Либо смириться с угрозой обезвоживания из-за активного освоения Кабулом имеющихся в его распоряжении водных артерий, либо — допустить очередной виток афганской турбулентности с непременным усилением террористической угрозы. Поскольку отсутствие сколько-нибудь заметных экономических прорывов, неотвратимость дальнейшего обнищания почти наверняка развернут простых афганцев к вербовщикам из местных ячеек «Исламского государства» (запрещенная в РФ террористическая организации).

В этом смысле выстраивание Россией взаимоотношений с афганцами и, в частности, их участие в предстоящем ПМЭФ может поспособствовать разрешению центрально-азиатской водной коллизии.

Особенно, если питерская площадка будет использована для консультаций между гостями из Афганистана и делегациями из граничащих с ним государств. А в идеале — для выработки «дорожной карты» по урегулированию существующих разногласий.

Полученный в этом случае Россией опыт и статус неформального «водного» арбитра будут дорогого стоить, причем не только для дружественных стран Глобального Юга.