Posted 14 мая, 06:46
Published 14 мая, 06:46
Modified 14 мая, 15:50
Updated 14 мая, 15:50
Елена Петрова, Татьяна Свиридова
Причудливым образом назначение главного государственника прошлого правительства, профессора, доктора экономических наук Андрея Белоусова на расчистку авгиевых конюшен воюющей армии оживило дискуссию о путях развития страны. Все чаще в комментариях звучит имя Кейнса, и даются сравнения его с новым министром обороны.
Какие идеи проповедовал и внедрял любитель русского балета и красивых русских женщин, финансовый директор — в современных терминах — одного из колледжей в Кембридже, по лекалам которого «лечился» от кризисов мир в 20-м веке? А главное — есть ли среди российских министров, включая отправленных на особое задание, кейнсианцы?
Выходец из профессорской семьи, выпускник Итона и Кембриджа Джон Мейнард Кейнс всю свою жизнь был сторонником вмешательства государства в экономику.
— Выражаясь на нашем жаргоне, Кейнс являлся государственником. Он считал, что рынок сам по себе не может сбалансировать народное хозяйство при чрезвычайных обстоятельствах, например, во время кризиса. Его основные труды были посвящены великой депрессии, — рассказывает академик РАН Абел Аганбегян.
Свой главный труд — «Общую теорию занятости, процента и денег» — Кейнс написал в 1938 году. В нем он обобщил идеи по преодолению последствий Великой депрессии, принесшей Америке 20 миллионов безработных, и рассказал, как правительства должны действовать, когда падает спрос, предприятия банкротятся, люди теряют работу.
Джон Мейнард Кейнс был категорически не согласен с тем, что рынок сам может выправить экономическую ситуацию в стране. До Рейгана его труд считался библией, собранием идей, которым надо следовать, и тогда всё наладится. В самых общих чертах это выглядело так, говорит Абел Аганбегян:
— Государство не должно сидеть и смотреть, оно должно активно вмешиваться, увеличивая спрос, то есть, стимулировать. Кейнс разработал систему этих мер. В эту систему входило снижение процентной ставки, увеличение роли кредитов, чтобы банкам было выгодно. В неё входили разные стимулы по увеличению спроса, в том числе, стимулы для внешней торговли, например, снятие налогов с внешнеторговой деятельности, поддерживать предпринимателей, если кризис совсем плохой, то он проповедовал идею общественных работ.
Кейнсианство помогло человечеству лучше преодолевать кризисы и не уходить после них в глубокую депрессию. После второй мировой войны кризисы наступали реже, а расстояние между циклами увеличилось в полтора раза.
— Раньше была такая теория: кризис — депрессия — оживление — подъём. Так было в 19 веке и начале 20 века. А благодаря Кейнсу, он организовал послекризисный отскок ото дна. И довольно быстрый. То есть, длительной депрессии не было в послевоенный период. Например, в 2008 году у нас был глубочайший кризис. ВВП снизился впервые на 7,8%, больше всех. В США снизился на 3%, в Европе — на 4%. А у нас — почти на 8%. А в мире — на 20%. В пять раз упала капитализация фондового рынка. У нас был самый глубокий кризис среди крупных стран мира, среди двадцатки. Вот это было Кейнсианство, — описывает разницу в подходах Абел Аганбегян.
Доктор экономических наук, заведующий лабораторией структурных исследований Президентской академии Алексей Ведев полагает, что российские экономические власти поговорить об идеях Кейнса любили всегда, но не практиковали их.
Работая в Минэкономразвития в 2014–2016 годах, Алексей Ведев и коллеги выступали за бюджетный дефицит, хоть и ограниченный, не выше 3%, чтобы стимулировать инвестиции и поддерживать инфраструктурные проекты. Подобные идеи высказывал и бывший первый вице-премьер Белоусов, но всегда побеждала другая точка зрения:
— Кейнсианство подразумевает стимулирование внутреннего спроса. То есть, при прежнем правительстве до 2020 года соблюдалась стабильность, то есть, профицит бюджета, высокие процентные ставки. Делалось всё, чтобы не разогнать инфляцию, но при этом не поддерживать экономический рост. При Кейнсе восстанавливались после Великой депрессии экономики, и британская, и американская и, прежде всего, это подразумевало инфраструктурные проекты, строительство дорог, железных дорог. Упрощённо, это использование бюджетного стимулирования.
Стабильность плохо согласуется с развитием. Собственно, если не учитывать «тучные нулевые», когда высокие цены на нефть намывали в бюджет столько денег, что можно было и тратить с двух рук, и ФНБ организовывать, главная задача правительства состояла в том, чтобы бюджет был бездефицитным. Это в ещё большей мере относится и к ситуации после февраля 2022 года. Кейнсианцев в Белом Доме не наблюдается, говорит академик Аганбегян:
— Белоусов пока ничего из Кейнса и не предпринимал. У нас разве минимальная ставка? Вы думаете, он будет кейнсианство внедрять? Он же не председатель банка, а там главное — снижение процентной ставки. А у нас ставка 16%.
Пока новый министр обороны призван решать другие задачи: как, например, из генеральской синекуры сделать боеспособную армию, где солдатским женам не надо брать кредиты, хоть и поддерживая экономику, и покупать бронежилеты для своих воюющих мужей. Или как понять, сколько войскам нужно снарядов, и все ли они дошли до линии фронта. Или как наладить систему работы госпиталей в прифронтовой зоне после 2 лет боевых действий.
Однако когда пушки замолчат, нужно будет снова перестраивать экономику на мирные рельсы. И вот тут идеи Кейнса могут очень пригодиться. «НИ» спросили академика Аганбегяна, надо ли будет брать в долг, например, у Китая?
— Это обязательно надо делать. Россия — единственная страна, у которой внешнеэкономический государственный долг самый маленький в мире — 3% ВВП, немножко больше. К примеру, к Китая — 67%, у Европы — 85%, у США — 130%, а в Японии — 250%. Мы не берём в долг.
Можно жить без долга, и человек может жить без долга, но тогда он не будет покупать квартиры — без ипотеки вы квартиру не купите, это невозможно нормальному человеку купить. Вы будете без автомобиля — без кредита как можно автомобиль купить? Разве что, развалюху какую-то. И будете бедствовать. Вот наше государство и бедствует. Оно не берёт в долг. Можно жить без банка человеку, можно жить без банка предприятию — но это будет не жизнь, а стагнация. Вот наше государство и стагнирует.
С коллегой согласен Алексей Ведев:
— Эта дискуссия была ещё пару лет назад по поводу мобилизационной экономики. Мобилизационная экономика возможна, но непродолжительное время. Иначе в конечном итоге последствием мобилизационной экономики будет высокая инфляция и падение производства. Конечно же, без сомнения, надо идти на бюджетный дефицит. Это означает, что расходы должны превышать доходы и каким-то образом направлять деньги в экономику.
Но как говорили другие люди из элиты и по другому поводу, хотя образ мыслей и действия один: мы кейнсианство уважаем, но не практикуем.