Posted 6 мая, 09:18
Published 6 мая, 09:18
Modified 6 мая, 10:37
Updated 6 мая, 10:37
Татьяна Свиридова, Елена Петрова
Газовый монополист «Газпром» впервые за 25 лет показал чистый убыток за 2023 год на 629 миллиардов рублей. Оперативные убытки от основной деятельности — производства и продажи газа — превысили триллион рублей. Кризис налицо. «Новые Известия» обсудили с Главным директором по энергетическому направлению Института энергетики и финансов Алексеем Громовым, как создание газового рынка могло бы изменить ситуацию.
— Такой уровень убытков Газпрома для вас неожиданность?
— Если мы понимаем, что у нас экспорт по итогам последних двух лет в Европейском направлении упал почти в 5 раз, очевидно, что доходность Газпрома резко сократится. При сокращении основной статьи доходов объёмы экспорта сократились в 5 раз, цены на газ упали — в 2022 году были экстремально высокие цены, особенно в Европе, что тоже давало дополнительную прибыль для группы Газпром.
Сейчас цены сильно снизились. Они по-прежнему выше показателей 2021 года, но одно дело продавать газ за 350 — 400 долларов за 1000 кубов, а другое дело продавать газ в среднем по цене 700 — 800 долларов, как это было по итогам 2022 года.
На этом фоне у Газпрома остаются все обязательства по реализации программ — социальная газификация, реализация крупных инвестиционных проектов на территории России, остаются другие обязательства перед клиентами внутри страны. В этой ситуации очевидно виден растущий дисбаланс между доходами и расходами этой компании.
— Разве руководители Газпрома не видели, куда идет компания?
— Руководство Газпрома неоднократно подчёркивало эту проблему и, собственно говоря, и продавливало инициативу по повышению внутренних цен на газ и на услуги по транспортировке газа внутри России по системе магистральных трубопроводов, потому что до этого тема была в замороженном состоянии.
Сверхдоходы Газпрома от экспорта позволяли за счёт перекрёстного субсидирования покрывать свои низкие производственные показатели внутри России. Сейчас этого сделать невозможно. Поэтому те печальные финансовые показатели Газпрома, которые были опубликованы, были ожидаемы.
— Что теперь будет с инвестиционными проектами? Газификация, «Сила Сибири-2», новые мощности СПГ?
— Есть несколько составляющих. Во-первых, есть вопросы, связанные с социальной газификацией, по сути — прямое поручение президента. Оно будет дальше реализовываться, и это серьёзная нагрузка для Газпрома. Газпром будет финансировать усилия не просто по газификации страны, что и происходило много лет, но и по строительству инфраструктуры «последней мили», то, что называется доведение газо-распределительных систем до конечного потребителя.
Это очень серьёзная финансовая нагрузка. Почему Газпрому поручили за неё взяться? Потому что до этого момента эти затраты ложились на плечи местных бюджетов, и как правило, региональные и местные бюджеты не тянули такие расходы. Именно поэтому у нас в ряде случаев к населённым пунктам подводилась магистральная труба за счёт средств Газпрома, а газораспределение не строилось, потому что у регионального бюджета на это не было денег.
Сейчас всё должен делать Газпром, и это очень серьёзная нагрузка. Учитывая социальную значимость, я уверен, что эту нагрузку никто с Газпрома снимать не будет.
— В бюджете Газпрома — минус, в бюджете страны — тоже дефицит. Из каких денег строить новые мощности?
— Это стратегические проекты, отменять или секвестировать которые было бы крайне болезненным для реализации стратегических целей страны. Другое дело, что такие неутешительные финансовые показатели Газпрома могут привести к дальнейшему возобновлению дискуссий о возобновлении внутреннего рынка.
Это более важная история. Газпром неоднократно жаловался, и это близко к истине, что эффективность внутреннего рынка газа далека от нормальной. Сегодня внутри страны газ большей части потребителей продаётся по очень низким ценам. Газпром пытается продавить через правительство опережающее повышение цен на газ, чтобы хоть как-то компенсировать потерю европейского рынка.
— Но ведь с 1 июня будет повышение тарифов на газ.
—Это ведь только 11%, это, по сравнению с тем, что хочет Газпром…
— На сколько Газпром хочет поднять тарифы?
— Не на, а в. В два раза. От 50% до 100% — это минимальное требование Газпрома с тем, чтобы компания выходила на приемлемый уровень рентабельности внутри России. На это никто не пойдёт, это может затормозить экономический рост и сказаться отрицательно на экономике многих промышленных предприятий и объектов электроснабжения.
Но с учётом того, что у нас в принципе как такового нет внутреннего рынка газа, ситуация парадоксальна в том смысле, что цены на газ для конечных потребителей регулируются государством. Это не только для населения, но и для промышленных предприятий и объектов электроэнергетики.
У нас есть предельный уровень цен, установленных государством. По сути рынка нет. До ситуации 2022 года это было приемлемо для отрасли, потому что были сверхдоходы от экспорта, которые покрывали все инвестиционные задачи Газпрома. Сейчас ситуация изменилась. Мы кричали об этом и год, и два года назад — как эксперты, мы видели, что эта проблема встанет в полный рост в самое ближайшее время. И вот такая проблема встала.
— Все предыдущие обсуждения заканчивались тем, что говорилось: «народ не потянет»…
— Долгосрочным решением этой проблемы является не директивное повышение цен внутри страны, если мы будем директивно повышать цены, недовольными будут все. Конечный потребитель будет пенять на государство, которое опережающими темпами повышает цены на газ, Газпром будет говорить, что те цены, которые он продавил через государство, недостаточны для его инвестиционных потребностей и для того, чтобы компенсировать затраты на его экономическую активность. А когда мы говорим о рынке, то рынок объективно будет решать ситуацию с ценами. Тогда и претензий будет меньше.
— На рынке газа у нас монополия. Как можно здесь ввести рынок? Для одного игрока?
— Нет, это не так. У нас есть и Роснефть, и Новатэк, и целая группа компаний, которая производит газ, но сдаёт его Газпрому по регулируемым ценам, как, например, Лукойл, потому что его невыгодно продавать на внутреннем рынке.
А если посмотреть на общую структуру производства газа внутри страны, то из общего объёма газового производства более 100 млрд, 150 уже млрд кубометров производится компаниями, не входящими в группу Газпром. Основным независимым производителей газа является НОВАТЭК, плюс вертикально-интегрированные нефтяные компании, которые добывают газ параллельно с добычей нефти. Это попутный нефтяной газ.
Это всё производится в России и в тех условиях, которые сейчас существуют, с проблемами, которые есть с экспортом природного газа, с направлениями этого экспорта, конечно же, если будут изменены условия работы на внутреннем рынке, туда и потянутся и частные компании. Другое дело, что в условиях зарегулированности внутреннего рынка, экономического интереса у компаний работать на нём практически нет.
Сегодня власть специальными постановлениями заставляет выходить на биржу, продавать излишки газа через биржу. Объективно это не самая экономически выгодная модель для работы в отрасли. А двигаться к тому, чтобы создавать полноценный рынок… я понимаю, что это не сильно может понравиться читателям, так как рынок — всегда рост цен.
Но когда в стране все категории покупателей покупают газ по фиксировано низким ценам, это не есть хорошо для газовой отрасли. Или мы тогда должны идти по пути неизбежного сокращения инвестиционной активности Газпрома, возможного снижения добычи, на что отрасль не пойдёт. Это неправильно.
— Какие потребители газа потребуют особой защиты?
— Мы можем выделить, как в электроэнергетике, категорию защищённый потребителей, куда могут войти оборонные предприятия, население, предприятия ЖКХ, но коммерчески выгодные предприятия, та же сталелитейная промышленность, промышленность химических удобрений, производство цемента — почему они не могут работать на внутреннем рынке по объективным ценам? Доходность этих компаний позволяет работать таким образом.
Вопрос создания внутреннего рынка газа, где цены будут определяться не государством, а соотношением спроса и предложения, назрел и перезрел. И негативные финансовые показатели Газпрома должны дать толчок именно такому развитию событий внутри страны. Если мы продолжим всё решать через директивное повышение цен на газ, устанавливаемое государством, то это будет опять латание дыр в тришкином кафтане.
— Если денег в компании нет, может быть, нужно отказаться от дорогостоящих проектов?
— Есть стратегические проекты, имеющие национальное значение. Много критики было во время строительства газопровода «Сила Сибири» из-за дороговизны строительства, но слава богу, его построили, мы можем по нему сейчас продавать газ. А если бы его не построили, вообще ничего бы сейчас не могли сделать. Это стратегические проекты и Газпром не может, не вправе от них отказываться.
Но есть вопросы управленческих расходов компании, есть вопросы оптимизации персонала компании. Мы прекрасно знаем, что Газпром за этими направлениями не следил, обеспечивая эффективность своей работы за счёт экспорта. Сейчас такого нет.
С точки зрения России, нам выгодно было бы реализовывать проект «Сила Сибири-2». Ресурсная база для этого проекта — газовые месторождения Ямала и Западной Сибири, которые сейчас не используются в полном объёме из-за сокращения экспорта в Европу. Нам построить эту трубу и связать себя долгосрочными обязательствами с Китаем было бы выгодно. Проблема заключается в том, что пока Китай не готов согласиться на ещё одну трубу из России. Даже, если решение будет принято, с этого момента до реализации пройдёт не менее пяти лет.
— То есть, заместить потерю Европейского рынка невозможно?
— Мы должны признать, это честное признание, что газовая отрасль уже не будет такой высокодоходной, какой она была до 2022 года. Даже если в перспективе до 2030 или после 2030 года сможем прирастить газовый экспорт за счёт увеличения поставок газа в Китай, другие страны Центральной и Юго-восточной Азии, но экономика этих поставок будет другая.
Эти покупатели будут покупать газ по другим ценам, не таким, по которым готовы были покупать европейские страны. Это надо признать. И мы никогда не сможем поднять цены внутри страны, чтобы они стали сопоставимы с экспортными. Доходность газовой отрасли уже не будет никогда такой, какой она была до 2022 года.