Не обладать, а делиться: меценаты выходят на новый уровень поддержки культуры

Виктор Левин

Из четырех крупных тем открытой дискуссии корреспондент НИ выбрал одну — «Благотворительность в искусстве: ренессанс меценатства или погоня за конъюнктурой?»

Удивил заявленный тезис о «ренессансе меценатства» в современных условиях. Неужели правда?

Меценаты в России есть!

Вроде бы не лучшее время сейчас делиться деньгами и художественными ценностями, да и в налоговом режиме России в отношении жертвователей ничего существенного за последние 30 лет лет не поменялось.

Можно, конечно, тратиться на выставки и спектакли, но серьезных финансовых льгот от государства не получишь! Вроде бы у спонсоров и донаторов остается рекламно-пиаровская «прибыль» от участия в громких культурных проектах. Но понять и оценить ее конкретную пользу для того или иного бизнеса практически невозможно.

Однако услышанное во время дискуссии пошатнуло скептицизм автора этой статьи.

Экс-директор Пушкинского музея Марина Лошак привела почти сенсационную цифру: половина затрат (!) знаменитого музея финансируется меценатами.

Точные цифры г-жа Лошак не назвала, но по открытым источникам известно, что в 2016 году только годовой фонд зарплаты 650 сотрудников составлял более 500 млн рублей, а содержание зданий Пушкинского обходилось в 200 млн.

Кроме того, подготовка мега — проектов музея, как, например, «Рафаэль. Поэзия образа», редко не превышает €1 млн. И для таких проектов музею необходимы спонсоры и меценаты.

В отличие от корпоративных спонсоров, имена меценатов не раскрываются. Но известно, что в попечительский совет музея входили бизнесмены-коллекционеры из списка Forbes.

Богатые жертвователи — анонимы никуда не делись и сегодня. Один из них присутствовал на дискуссии в «Романовом дворе» и рассказал, что времена, когда среди богатых ценителей искусства были войны за формирование личных коллекций, прошли. Зато появилось желание НЕ ОБЛАДАТЬ, А ДЕЛИТЬСЯ. Такое вот без ложного пафоса служение русской культуре.

На вопрос, зачем тратить кровные миллионы на общее благо, точного ответа нет.

«Я вот трачу, чтобы вы меня похвалили». — шутливо сказал меценат, обращаясь к Марине Лошак.

Мысль об иррациональном характере меценатства развил художественный руководитель Московского драматического театра на Бронной Константин Богомолов. По его словам, театральные спектакли остаются лишь в недолгой памяти зрителей, но актеры готовы умирать на сцене. Служение искусству, по его словам, сродни религиозному чувству без оглядки на то, что ты рано или поздно умрешь, а твои спектакли забудут как прошлогодний снег. То же самое могут сказать про себя и благотворители.

Ну, а коли так, то перспективы меценатства в России весьма радужны. Тем более что за 2023 год число российских миллиардеров достигло рекордного значения — 125. И быть меценатом высокого искусства среди самых богатых людей считается хорошим тоном, учитывая традицию, заложенную «старыми» миллиардерами (Усманов, Авен, Абрамович, Вексельберг, Потанин, Мамут, Прохоров, Дерипаска…), чьи ежегодные пожертвования на культуру исчисляются сотнями миллионов рублей.

На что и на кого потратить деньги благотворителей?

Вопрос совсем непростой, судя по развернувшейся дискуссии. Проще всего потенциальным меценатам поддерживать тех, кто всегда на слуху или на пике славы. А если расширить круг помощи в сторону еще не известных и только начинающих карьеры в искусстве?

В свое время Олег Павлович Табаков умел виртуозно раскручивать спонсоров на проекты молодых. А что если обратить внимание на юных российских композиторов, предложила Марина Лошак. По ее словам, есть целая плеяда создателей современной музыки, которым нужна поддержка. Почему бы меценатам не выкупать авторские права на их произведения?

Или вот сверхважная для музее тема — реставрация картин.

В музейном мире на ура прошел проект «Цифровое искусство», который Эрмитаж делает с компаниями «Интеррос» и «Атомайз». Токены на основе фресок школы Рафаэля продали, чтобы профинансировать реставрацию объектов из собрания Эрмитажа.

Новая подборка токенов создана на основе трех фресок школы Рафаэля XVI века из коллекции музея: «Венера, вынимающая занозу», «Венера и Адонис», «Венера и Амур на дельфинах». Два года назад они стали сенсацией выставки «Линия Рафаэля. 1520–2020».

Тогда реставраторы, добравшись до оригинального красочного слоя, обнаружили, что изображения были существенно переделаны позднее, в том числе из-за цензуры. Так, на одной из фресок теперь можно увидеть пикантную деталь: Адонис положил руку на обнаженную грудь Венеры. В XIX веке поверх руки Адониса были написаны ниспадающие волосы Венеры, и именно в таком, более благопристойном виде зрители и специалисты знали фреску до реставрации. Другая роспись и вовсе пережила трансформацию сюжета. Ученик Рафаэля написал босую Венеру, которая уколола ножку шипом розы и теперь вынимает его. Через три столетия художники-реставраторы почему-то «обули» богиню, отчего до последнего времени фреска была известна под названием «Венера, завязывающая сандалию». После расчистки она вновь стала «Венерой, вынимающей занозу».

«В процессе реставрации оцифровывались все слои, на основе которых было создано более 60 токенов, которые можно приобрести», — говорит Кирилл Гаврилин, заведующий кафедрой истории искусства РГХПУ им. Строганова. Примечательно, что в NFT зафиксирован вид фресок именно до реставрации. В этом ценность и уникальность токенов: они являются цифровыми копиями не существующих, а утраченных изображений.

Важно отметить, что покупатели токенов, как обладатели защищенного российским законодательством цифрового права, могут экспонировать свою коллекцию. Таким образом высокое искусство может быть представлено в самых отдаленных уголках страны, в музеях и галереях малых городов России.

Так что новых форм и объектов благотворительности вполне достаточно. Да и старые никто не отменял.

Так, например, яркий представитель меценатства в XXI веке Владимир Смирнов, основатель двух благотворительных фондов и общественного центра «Благосфера», собрал коллекцию картин, которую передал в дар Третьяковской галерее.