«Крокус» и «Норд-Ост»: адвокат Трунов о расследовании терактов и обидах потерпевших

Наталья Сейбиль, Елена Петрова

Адвокат Игорь Трунов — один из самых известных защитников страны, адвокат выживших и ушедших. К нему за помощью обращались люди, пережившие теракты на улице Гурьянова и Каширском шоссе в 1999 году, бывшие заложники Норд-Оста и родственники невинно убитых там. Он защищал родственников погибших от руки террористов в аэропорту Домодедово в 2011 году и взорванных над Синаем в 2015-м.

Защита интересов жертв и потерпевших от терактов — дело в нашей стране не только неблагодарное, но и опасное. Трунов за свою активную помощь в борьбе с Левиафаном расплачивался и адвокатским статусом, который он с боем сумел вернуть, и угрозами сильных мира сего, часто упакованных в просьбу «Не надо этого делать».

Он помогает своим подзащитным как может — 41 из 86 истцов «Норд-Оста» под его руководством получили компенсации. Некоторые из пострадавших во время взрывов домов в Москве также получили выплаты за нанесенные раны. Но многое не удалось, потому что на другой стороне против людей выступало государство.

«НИ» поговорили с Игорем Труновым о том, что не смогли доказать потерпевшие «Норд-Оста», и чего ждать родственникам погибших и пережившим ужасы «Крокуса».

«Стреляли и мародерствовали»

— Что осталось не расследованным в теракте в театральном центре на Дубровке?

— Основной вопрос в том, что действия властей не расследовались, не исследовались, и оценку им никто не дал. Это было одно из основных требований. Любой теракт — это провал работы правоохранительных органов. Естественно, расследуются две вещи. Основная — террористы и их пособники, второй вопрос — халатность властей, которые это допустили. Должна работать профилактика, предупреждение правонарушений, особенно, такого размаха.

— Какие самые вопиющие моменты, которые свидетельствовали о беспомощности властей на Норд-Осте, вам запомнились больше всего?

— Всех террористов расстреляли в бессознательном состоянии. Но расстреляли не только террористов, но и добропорядочного гражданина, награждённого медалью москвича. Его расстреляли вместе с террористами, просто приняв за террориста, перепутав. И сожгли всех их — и террористов, и этого добропорядочного гражданина. Хоронить нечего было.

Там же какая была ситуация: стреляли не просто в голову, стреляли в пах. То есть, это что? Это же определённый символ, сначала стреляли в пах, а потом уже добивали. Средневековье отдыхает!

— Было ли решение по силовикам? Оценивались их действия?

— Нет, не оценивали. Мародерство процветало среди самих правоохранителей. Был такой эпизод, он попал на камеру, когда сотрудник правоохранительной системы начал кольца снимать. Это на камеру попало. Мы считали, что надо дать этому всему оценку, потому что с людей, находящихся в бессознательном состоянии, снимают золотые украшения. Не было никакой оценки.

— Вы говорите о каком-то конкретном случае?

— Когда описывали трупы в зале, работала такая «сборная солянка» — следователей собрали со всей Москвы, так как много было нужно специалистов, они протоколировали. Мы получили материалы и говорим следователю: вам сдали на хранение. Для людей это реликвия, не могли бы вы вернуть? Он говорит: этого нет, куда-то делось. Мы говорим: вы же ответственное лицо, вам сдали на хранение! Что значит, не знаете, куда делось?

Договоритесь с потерпевшими, чтобы снять этот вопрос. Он ответил: да ничего я не буду договариваться. Мы написали заявление. Просили возбудить проверку. Наше заявление передали ему же! На рассмотрение! Он, естественно, отказывает в возбуждении уголовного дела против самого себя.

Мародёрство — сквозная тема во всех наших крупных террористических актах, техногенных и авиакатастрофах. Это вторая серия. Здесь тоже надо будет смотреть. Люди сдали в раздевалки одежду, они просто сгорели, или мы имеем аналогию?

Мы также ставили вопрос о том, чтобы в рамках расследования были проанализированы действия медиков. Нам отказали.

Суда по Норд-Осту не было

— Сколько длился суд?

— Как такового, суда-то не было. Убили же всех. Кого судить? На тот момент мы ещё не выиграли Конституционный суд, когда можно было судить погибшего обвиняемого. Это случилось позднее, после ДТП на Ленинском проспекте. Это дало возможность уже работать и по авиакатастрофам в 2015 и 2016 годах. До этого в случае гибели подозреваемого или обвиняемого дело сдавалось в архив.

Что общего между «Норд-Остом» и «Крокусом»

- Какие вы видите параллели с «Крокусом»?

— Мусульмане. И это тоже такая параллель странная. Я считаю, что отдаёт заказным характером. Если бы мусульмане сами решали, куда пойти, при таком широком выборе торговых центров, театров, концертных площадок, где владелец — мусульманин — у меня большие сомнения. Есть заказчик. Он оплачивает, выбирает объект и время.

В остальном бросается в глаза то, что несколькими бутылками с зажигательной смесью устроить такой пожар — надо привлекать узких специалистов, чтобы это организовать. Нужно знать, как расположена система вентиляции, входов и выходов, чтобы всё разгорелось до такой степени. То, что за этими, внешне не очень грамотными и не очень профессиональными ребятами — мы не можем пока сказать «террористами», так как есть презумпция невиновности, я как юрист не могу навешивать ярлыки — стояли глубокие профессионалы.

Основная задача, как это было и при взрывах домов в Москве и теракте на Дубровке, за этими дремучими исполнителями нужно найти тех, кто использовал их как террористов. В предыдущих случаях заказчики тоже уходили. Они не были смертниками, они готовились уйти и ушли. Здесь параллель тоже прослеживается.

— Силовики не приезжали на место теракта почти час. Это будет расследоваться?

— Вопросов много. Всегда должно быть два параллельных следствия: террористы и халатность со стороны властей.

В том числе, оказание услуг, не соответствующих нормам безопасности — и пожарные выходы, и система пожаротушения, время прибытия сотрудников правоохранительных органов.

Пожарные же не шли тушить, боялись, что террористы засели в здании. Время прибытия силовиков влияло на то, как сильно разгорится пожар, и сколько от пожара погибнет людей. Есть корреляция между временем прибытия силовиков и количеством погибших во время пожара. Всё нужно расследовать тщательным образом.

Естественно, на поверхности простенький ответ — пятница, пробки. Но, с учётом места, где рядом и правительство Московской области, и Мособлсуд, всё битком набито полицией и спецслужбами — конечно, вопросы есть. Это предмет отдельного расследования. Вопрос ответственности — это не только о террористах, но и о должностных людях.

- С учётом Дубровки, какие перспективы у исков по Крокусу?

— Главное, что вызывает сейчас у меня сомнение, это то, что суды по мере пресечения уже начали секретить. А что там секретить? Я не понимаю, зачем и от кого закрывать эти процессы? Система секретности, как правило, даёт возможность спрятать концы в воду. Должностные лица, виновные, а связь между количеством погибших и действиями должностных лиц прослеживается, тогда профилактика выводится к нулю. Выводы не делаются.

Судя по тому, как рассматривали меру пресечения, у меня лично вызывает тревогу. Всем же понятно, что их арестуют. А зачем секретность вводить?

— У вас есть объяснение?

— Потому что не хотят услышать какие-то реплики со стороны подозреваемых, которые сложатся в определённую картину. Будут же непосредственные вопросы и спонтанные ответы на них. Естественно, что когда есть уверенность в правоте, то всё происходит свободно и открыто. Когда есть какие-то вопросы, которые не хотелось бы, чтобы выплыли на поверхность, тогда всё начинает закрываться и секретиться.

— Со времён Гурьянова и Дубровки прошло почти четверть века. Власти научились справляться?

— Научились, конечно. Результаты говорят сами о себе. С тех пор ничего подобного не происходило.