Ток, отрезанные уши и другие силовые методы получения признаний: как быть с законом

Мария Соколова

Теракт в «Крокус Сити Холле» поставил перед властями и обществом целый ряд острых и очень неудобных вопросов, на которые придётся искать ответы.

В рамках Госдумы и Конституционного суда возобновилось обсуждение возврата смертной казни, обостряется национальный вопрос — к мигрантам уже начали относиться не просто настороженно: в сети появились скриншоты переписок с таксистами, где пассажиры спрашивают национальность, и отказываются ехать, если водитель таджик.

Дискуссия развернулась и по поводу допустимости демонстрации силовых способов получения признательных показаний подозреваемых до суда. «НИ» собрали мнения экспертов на этот счет.

Цена «выбитых» признаний

Четверо подозреваемых в совершении теракта в «Крокусе»: Далерджон Мирзоев, Рачабализода Муродали, Фаридуни Шамсутдин, Муххамадсобир Файзов прибыли вчера вечером на заседание суда, мягко говоря, не в лучшей физической форме. У Муродали было забинтовано ухо, а Файзова, который практически не подавал признаков жизни, и вовсе привезли на кресле-каталке. Мирзоев и Муродали сразу дали признательные показания.

Ещё в субботу при задержании подозреваемых появилась, конечно, неофициальная информация, что одному из террористов отрезали ухо — «ухорез» даже выставили на аукцион и продали за 10 млн рублей. После в сеть просочились фото пыток электричеством.

Террористы вряд ли вызовут сочувствие у россиян, не говоря уже про потерпевших и родственников погибших. Но сам факт воплощения постулата «добро должно быть с кулаками» или с отрезанными ушами, вызвал дискуссию.

Маргарита Симоньян выразила поддержку таким действиям, признавшись, что «испытывает удовлетворение», глядя на то, как подозреваемых «скрюченными заводят в суд».

Раньше публичное одобрение отрезания ушей выглядело бы странно и вызвало бы, как минимум, осуждения. Но после «Крокуса» подобные заявления перестали быть удивительными единичными случаями. Финансист и блогер Алексей Антонов поддерживает такие действия.

— Поясню пару моментов. Лично я считаю, что затея с ухом хороша, а вот с телефоном уже чуть-чуть перебор. Не в том смысле, что перебор применять — перебор об этом рассказывать широкой публике.

Политтехнолог Мария Сергеева видит в демонстрации насилия важную социальную роль.

— Часть общества, которая испытала в первую очередь ненависть, гнев и ярость, сейчас выплескивает свои эмоции, получая удовлетворение от этих кадров. Работа с темными энергиями, с ненавистью толпы — это вообще не самая приятная штука, но там, где есть свет — есть и тень, без этого в социуме никак.

Но такую реакцию разделяют не все, больше всех опасения высказывают эксперты правовой сферы:

— Дорогие мои, у меня для вас плохие новости: если вы допускаете для себя наслаждение видом пыток нелюдя, совершившего самое чудовищное зло, а тем более жаждете увидеть на его месте ещё и его родных, включая детей — вы очень недалеко от него ушли, — отмечает адвокат Сталина Гуревич.

Но есть один нюанс. В России всё же существуют законы, которые запрещают силовые методы получения признательных показаний, и вину устанавливают не силовики, проводящие задержание, а суд. Пока суд не вынес обвинительный приговор на основании предоставленных доказательств, человек считается невиновным — это основа статьи 14 УК РФ «Презумпция невиновности». А статья 286 УК РФ напрямую запрещает применять силу для получения признания и наказания подозреваемых.

Под пыткой в настоящей статье и других статьях настоящего Кодекса понимается любое действие (бездействие), которым какому-либо лицу умышленно причиняется сильная боль либо физические или нравственные страдания, чтобы получить от него или третьего лица сведения или признания, наказать его за действие, которое совершило оно или третье лицо или в совершении которого оно подозревается.

Разбираемся, какие последствия могут быть у такой демонстрации силы.

Последствия применения силы к подозреваемым

Адвокат Наталья Шатихина отмечает важный момент — после таких «особых мер» подозреваемый может дать любые показания. И от этого их ценность резко снижается.

— Если вам отрезать ухо, есть некоторая вероятность, что вы согласитесь побыть террористом. А если уши отрезать вашим детям, то и в бомбардировках Хиросимы сознаетесь. И теперь у нас ни у кого нет шансов узнать, реально ли он террорист, потому что отрезанное ухо убирает в обществе эту стопроцентную уверенность.

Не исключено, что демонстрация результатов «следственных мероприятий» — это попытка показать, что обещание «мочить в сортире» — не просто образное выражение. Такого мнения придерживается Мария Сергеева.

— (Такие меры — прим. ред.) дают четкий и ясный сигнал возможным будущим исполнителям, что с ними будут обращаться не как с людьми, а как с шайтанами. И вместо трёхразового питания и тюремной камеры, которая просторней иных общежитий для мигрантов будет, с ними поступят вот так.

Но помогут ли такие видео предотвратить другие теракты, напугав потенциальных террористов перспективой физических страданий?

Адвокат Сталина Гуревич указывает на то, что террористы прекрасно сознают, на что идут, и что их ждёт в будущем. Перспектива смерти, пожизненного заключения, физического воздействия — это их осознанный выбор.

— Такие слитые видео не напугают потенциальных террористов, а лишь помогут вербовщикам добавить мотивации.

Социальный технолог и военный волонтёр Роман Алёхин тоже уверен, что такая демонстрация не поможет предотвратить теракты, но принесёт массу побочных неприятных последствий.

— Интернет сегодня открыт для детей и подростков в том числе, которые не обладают критическим мышлением. Кроме того, многие могут понять это, как новый этап в отказе от правового государства и что силовикам можно все теперь. Мы уходим от русскости в агрессивность, что на руку иностранным СМИ и пропаганде в создании из нас образа средневекового монстра.

Другие террористы. К кому сегодня в России может быть применено насилие

Молчаливое признание властями права силовиков на применение любых методов дознания ставит вопрос: к кому теперь такие методы можно применять? Где та грань, за которой законы и правовые нормы перестают действовать? Зампред Совбеза Дмитрий Медведев открыто призывает убивать всех причастных к теракту несмотря на то, что убийство — тяжелейшее уголовное преступление. И такие заявления не вызывают никакой реакции правоохранительных органов. А ведь «причастными» некоторые граждане могут считать чуть ли не всех представителей отдельной национальности.

Допустим неограниченную силу можно применять только к террористам? В пятницу, например, Росфинмониторинг включил в список террористических организаций движение ЛГБТ*, хотя у него нет ни юридического лица, ни явной структуры — к нему по большому счету можно отнести всех людей нетрадиционной ориентации.

Всего же в реестре террористов числится 14273 человека, включая писателя Бориса Акунина**. Его внесли в этот список за выраженное в частной беседе предложение создать «программу помощи релокации дезертирам из российской армии».

Запад нам не поможет

Наверняка скоро мы услышим заявления правозащитных организаций об ужасах в России. Но это будут лишь слова. Без правовых последствий. Как это, кстати, бывает не только в отношении нашей страны — достаточно вспомнить скандал с американской тюрьмой Гуантанамо и пытками ЦРУ.

В 2020 году были приняты законы о приоритете Конституции РФ над решениями международных организаций. Проще говоря, нам никто не указ. Россия в апреле 2022 года вышла из Совета по правам человека ООН.

Ещё существует «Конвенция против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения наказания», которая была ратифицирована СССР в 1987 году. Российская Федерация как правопреемник Союза продолжает придерживаться заданных норм.

Согласно этой конвенции, подобные дела должен рассматривать Комитет ООН против пыток. Но практика показывает, что толку от этого комитета почти нет.

Он может рассматривать заявления только в том случае, если потерпевший исчерпал все возможности защиты на национальном уровне — подал жалобы во все органы и прошёл все инстанции судов. Без этого Комитет встаёт на сторону государства.

Также Комитет, как следует из обзора Верховного суда РФ, может удовлетвориться тем, что Прокуратура РФ, например, провела тщательное расследование и доказательств превышения полномочий должностными лицами не было выявлено. Комитет существует скорее формально.

Будущее, которое нас ждёт, получается безрадостным: президент Фонда «Центр развития региональной политики» Илья Гращенков отмечает, что отрезанные уши — далеко не предел.

— Сейчас же мы фактически возвращаемся в ранее средневековье. Можно даже вспомнить классику: повешение, потрошение и четвертование (hanged, drawn and quartered), к которой был приговорен Уильям Уоллес. В общем, есть куда расти откатываться.

Получается, что для действий силовиков сейчас сняты все ограничения. Хотелось бы услышать от властей, есть ли гарантии того, что уши не будут резать, если ты не пойман после террористической атаки, запечатленной на видео, а являешься простым гражданином или даже подозреваемым по ещё недоказанному обвинению? Будут ли приняты меры, которые позволят избежать провокаций, организованных, чтобы, например, кто-то из должностных лиц получил квартальную премию или избежал выговора за невыполнение плана?

*Писатель Борис Акунин (Григорий Чхартишвили) внесен Минюстом РФ в список террористов и экстремистов.

** — деятельность организации признана экстремистской и запрещена на территории РФ.