В России школьники с дискалькулией и дисграфией никак не дождутся помощи государства

Юлия Сунцова

Дискалькулия, дисграфия и дислексия — нейтроотличия у людей, с которыми им крайне сложно соответственно считать, писать или читать. Но интеллект у них сохранный. При организации надлежащей помощи, особенно в детском возрасте, эти ребята потом успешно поступают в вузы и устраиваются на хороших должностях.

Но вот само обучение по единичным дисциплинам превращается для школьников в кромешный ад, а с помощью и вообще пониманием этих диагнозов в государственных школах не всё так просто, особенно в провинции.

По закону ученикам, подтвердившим свою дисграфию или дискалькулию на специальной медкомиссии, полагаются адаптированные (облегченные) учебные и экзаменационные программы, а также тьютор для преодоления трудностей в понимании заданий.

Но о том, что у этих детей просто иначе функционируют области мозга, например, теменная доля, и это физиологически не позволяет им воспринимать информацию привычным для нас способом, знают далеко не все.

Преподаватели, да и родители тоже, часто списывают сложности с обучением у ребенка на его лень или невнимательность или безволие. Но воля тут не при чем.

Мы поговорили с несколькими собеседниками с дискалькулией и дисграфией о том, как их особенности влияют на учебу, работу и повседневную жизнь.

Также мы получили ответ Минпросвещения РФ на свой запрос о том, как сегодня в государственных школах организована помощь детям с дислексией, дисграфией и дискалькулией (спойлер — плохо и малоэффективно, комментарии чиновников приведем ниже).

«Крови мне выпили много»

Григорий Тельнов — журналист, политконсультант, работал на федеральных радиостанциях. О своей дискалькулии он узнал совсем недавно — только в 35 лет, до этого был уверен, что просто ненавидит математику. Но после полного обследования в Испании доктора заявили ему, что у него физиологическая неспособность к простейшим арифметическим задачам.

— Дискалькулию мне диагностировали, можно сказать, случайно. Я только-только эмигрировал, и с отитом обратился в местный госпиталь в Валенсии. Мне назначили томографию. Врач взглянул на снимок мозга и взбудоражено спросил: «Как с математикой в школе было?» «Очень плохо было, что и говорить». Доктор сразу увидел, что как-то иначе выглядит внутритеменная борозда и предположил дискалькулию. Диагноз подтвердился на основании комплексных исследований головного мозга и собранного анамнеза: КТ, МРТ, тесты и прочие дополнительные исследования мозга, — рассказывает собеседник.

— В рекомендациях при дискалькулии, например, есть запрет на вождение автомобиля (это как-то связано с общей внимательностью). Я вот и сам всегда чувствовал, что за руль мне нельзя. Теперь стало понятно, почему. Но в Евросоюзе это пока лишь на уровне пожеланий от врачей, в обязанность не перерастает, потому что есть понимание, что сразу же снизится качество жизни тех людей с диагнозом, которые привыкли к вождению автомобиля.

Общеобразовательную школу в российской провинции Григорий оканчивал в середине 90-х, и о таких нейроособенностях как дискалькулия там наверное не слышали и до сих пор, и уж тем более учителя там понятия не имеют, что с этим со всем делать.

— В классе всегда есть те, кто плохо понимает точные науки — алгебру, геометрию, физику, химию. В лучшем случае учитель видит, что вот этот ребенок — явно гуманитарий, в моем предмете соображает плохо (хотя может даже стараться), но в целом не пропадёт, и тогда от него можно отстать. Но мне не повезло. Наша учительница по алгебре была живым воплощением той самой карикатурной вредной старой девы с расшатанной нервной системой. Крови мне выпили много. Только сейчас я понимаю, сколько же времени потеряно впустую, сколько упущено моментов для творчества! И все из-за несовершенства российской медицины и косности школьного образования, включая неадекватность отдельных учителей. В России довольно много непрофессиональных, злых и обиженных на жизнь преподавателей, им плевать на особенности учеников, и важно детей от этого защитить, — рассуждает Григорий.

Но действовать придется самому: если, например, стало ясно, что точные науки, ну, никак не идут, нужно не стесняться и искать медцентры, где такой диагноз могут поставить. Только профессиональный врач отличит реальную дискалькулию от обычной лени и нежелания учиться, подчеркивает собеседник.

— Ох, и я, конечно, представляю, как тяжело (если вообще возможно), добиться от врачей постановки такого диагноза в России. Нужен высококлассный нейрохирург или невропатолог, который о таком диагнозе вообще слышал. Но о чём мы вообще тут говорим, если томографы для некоторых российских регионов и теперь — большая роскошь, а там, где они каким-то чудом вдруг есть — очереди на полгода вперёд и в основном по срочным основаниям.

В Испании, если ты — школьник с диагностированной дикскулькулией, то тебе просто выдают справку-освобождение от математики, как в России — от физкультуры, и на уроки с общим потоком ты не ходишь. Создается специальная группа, где предмет изучается в лайтверсии. Преподают в этих группах специально обученные педагоги по адаптированным программам: считать научили и ладно.

«В голове при виде цифр просто опускается ширма»

Дискалькулию обнаружили в заграничной клинике и у нашей согражданки Катрин Бенуа. Несколько лет назад она эмигрировала в Швецию и открыла там центр «Скандинавские логопедические системы» — для помощи таким же детям, как она сама. Второй офис работает в Москве.

— У меня дискалькулия. В голове при виде цифр опускается ширма — ничего не вижу и видеть не хочу. Блокировка мозга и отключение. Это похоже на аллергическую реакцию. В школе было тяжело и плохо. В четвертях и годовых ведомостях по алгебре были двойки. У дисграфиков такая же реакция на цифры. И это действительно огромный стрессовый фактор для детей в учебных коллективах. С возрастом мои навыки с цифрами немного выправились из-за жизненной необходимости. На подсчет денег, например, моя дискалькулия вообще не распространяется, — рассказывает Катрин Бенуа.

В школах СССР об подобных нейроособенностях у детей практически ничего не знали, да и знать не хотели, из детей просто делали двоечников. В скандинавских странах дискалькулия, дисграфия и дислексия — уже давно даже не диагноз, а просто особенность, не делающая человека дефективным. Давно разобрались, что при любом из этих «отклонений» у детей компенсаторно развит какой-то другой талант.

— В Швеции и Норвегии, например, школьник с дискалькулией или дисграфией вместо родного языка или математики просто может выбрать любой другой предмет для сдачи на выпускных экзаменах. Главное — это комфорт и исключение стресса у детей, уклон в индивидуальные способности. В России же пока всё по-прежнему жёстко. Математика, русский язык — обязательные предметы. Можно получить справку с психолого-медико-педагогической комиссии, и освободить ребенка от мучений, но единичные родители идут на это, — отмечает собеседница.

Разъяснения Минпросвещения РФ

«Новые Известия» обратились с запросом в Минпросвещения, чтобы выяснить, как в российских государственных школах организована помощь в освоении образовательных программ детям с дискалькулией, дисграфией и дислексей.

В частности — претендуют ли они на послабления при сдаче выпускных экзаменов?

Если математика и русский язык у нас действительно относятся к обязательным дисциплинам — без их сдачи не получить школьный аттестат — то как же сделать так, чтобы не дискриминировать людей с физиологической неспособностью к этим предметам, не портить этот самый аттестат и оставить им шанс на дальнейшее поступление в вузы?

Согласно ответу и. о. начальника Департамента международного сотрудничества и связей с общественностью Идриса Газдиева, Минпросвещения России признает, что для коррекции нарушений чтения, письма и счета у школьников должна быть организована психолого-педагогическая помощь, в том числе силами самих школ.

Если нарушения навыков чтения и письма у ребенка являются устойчивыми и коррекции поддаются плохо, то такой ученик может пройти специальную комиссию, получить статус обучающегося с ограниченными возможностями здоровья (ОВЗ) и далее учиться по индивидуальным адаптированным программам:

А вот по части сдачи выпускных экзаменов в 9 и 11 классах утешительных новостей по-прежнему нет. Ученики с дискалькулией, дисграцией и дислексией сдают обязательные русский язык и математику наравне со всеми. Всё, чем государство может помочь — это создать комфортные условия для сдачи этих предметов детям с особенностями.

Но Минпросвещения работает над этим вопросом, рапортуют чиновники:

Что всё это означает на практике? А то, что государство практически устраняется от помощи школьникам с нейтроотличиями.

«Поддержки от государства особо нет»

У Михаила* из Костромы дисграфию — неспособность к письму — заподозрили сразу же при поступлении в школу. Но добиться от медкомиссии специального статуса удалось лишь к среднему звену. Как итог — все занятия с психологами и врачами пришлось тянуть самостоятельно. А в 10 класс Михаила и вовсе принимать отказались, сославшись на то, что для дисграфиков в старшем звене у школы специалистов нет.

Мы поговорили с мамой Михаила* Мариной С.* (имена героев изменены по их просьбе).

— У моего старшего сына с рождения нарушена мелкая моторика, установлен синдром двигательных нарушений, зато отменная память. Он успешно окончил 9 классов, далее — обучение по индивидуальной программе и поступление в вуз. Если не заставлять его брать ручку в руки, то никто даже не догадается, что перед ними — инвалид, — рассказывает Марина С.

По словам родительницы, в первом же классе учительница вызвала ее к себе и рекомендовала направить ребенка на психолого-медико-педагогическую комиссию (ПМПК), перед которой ставился вопрос — следует ли переводить ученика на индивидуальное обучение.

— Для выхода на комиссию требовалось огромное количество справок по списку. Кроме того, в самой очереди на эту комиссию пришлось простоять около двух месяцев. В итоге первая комиссия установила, что «развитие ребенка соответствует возрастной норме», и нас оставили учиться с классом. И это было, вероятно, ошибочное решение, потому что при переходе в среднее звено ситуация ухудшилась. Но что требовать от школы? Специалистов для работы с такими детьми либо вообще нет, либо один психолог на 800 детей. Может он всерьез помочь ребенку с нейроособенностями? Нет. Проведет тестирование по запросу медкомиссии — и на том спасибо. В 6 классе мы вышли на повторную комиссию, снова прошли через всю бюрократию, и нас таки перевели на индивидуальное обучение по общешкольной программе.

Между тем, коррекция для учеников с дискалькулией, дисграфией и дислексией более всего эффективна именно в первые два школьных года. Позже прогресс, скорее всего, будет стремиться к нулю, подчеркивают эксперты.

За год до экзаменов в 9 классе Михаилу из Костромы потребовалась третья комиссия. Снова пакет справок с обязательными заключениями по итогам различных видов тестирования.

— Комиссия выдала нам справку о том, что ребенок действительно имеет ограничения по здоровью и для сдачи выпускных экзаменов нуждается в помощи тьютора и в увеличении времени тестирования — на два часа. В итоге экзамены в 9 классе мы успешно сдали, но вот в десятый класс сына не взяли, предупредив, что в школе нет достаточных ресурсов, чтобы тянуть индивидуально ребенка с дисграфией, — рассказывает Марина.

«На ребенка с дисграфией уходит половина доходов семьи»

Все школьные годы семья самостоятельно оплачивала нейропсихологов и врачей для Михаила. В программу госгарантий для таких детей, как он, не включены бесплатные развивающие занятия.

— Каждый час занятий с психологом стоит 800 рублей, с нейропсихологом — 1200 рублей. Плюс постоянная реабилитация — это около 10-15 тысяч рублей в месяц — и томатис-терапия тоже курсами — каждый стоит от 30 тысяч рублей. Массаж курсами по 10 сеансов — от 5000 рублей, ЛФК по абонементу — 2000 в месяц. Приёмы неврологов тоже платные — от 800 до 1500 рублей, в зависимости от квалификации доктора. На медицину и социальную реабилитацию для ребенка уходит значительная часть доходов семьи, иногда до половины всего заработанного. Из-за этого мы, родители и другие наши дети, отказываем себе в путешествиях, например.

После школы Михаил смог поступить в вуз на программу среднего профессионального образования «Туризм» и успешно ее окончил. Диплом защитил на «отлично». Экзамены в вузе он тоже сдавал с тьютором — слава богу педагога для студента с особенностями развития там нашли. Но вот на работу по найму устроиться с неработающими руками долгое время не получалось, поэтому семья открыла специально для Михаила семейное турбюро.

— Открыли свое агентство, уж из собственной компании не погонят… Создали сайт, прошли сертификацию на «Трипстере», вместе придумали интересные программы и туры и уже через полгода вышли на окупаемость. Ребенок заработал свои первые деньги — выросли крылья за спиной, работает с удовольствием. Но ему до сих пор требуется посторонняя помощь, — рассказывает Марина.

Для семей с такими детьми выход один: нужна очень большая родительская любовь, участие и поддержка семьи. Иначе ничего не получится, и результатом будет определение в дом инвалидов, подытоживает собеседница.

«Нейроотличия лучше предупредить, чем корректировать»

Ирина Богатырева — логопед со 22-летним стажем, специализируется как раз на проблемах у детей с письмом, чтением и счетом. Опубликовала несколько научных работ, посвященных этим проблемам.

— Дискалькулия — это стойкая неспособность овладеть даже самыми простыми арифметическими операциями. Дети с дискалькулией не могут запомнить цифры, соотнести конкретное число с количеством предметов. Соответственно, они испытывают значительные сложности даже с самыми простыми действиями: не могут складывать и вычитать, часто путают знаки «плюс» и «минус», не способны сравнивать числа, не могут овладеть понятиями «больше», «меньше» и так далее. Из-за подобных особенностей дети часто сталкиваются с проблемой школьной неуспеваемости, — рассказывает она «НИ».

Логопед называет несколько причин, по которым детям с перечисленными диагнозами в России не всегда успевают помочь: запоздалая диагностика, дефицит специалистов, способных вовремя распознать и работать с подобными проблемами у детей. В школах практически нет отдельных групп и педагогов, которые работают по индивидуальным образовательным маршрутам. И если в среднем и младшем звене при особом везении детям с дискулькулией и диграфией еще могут оказать хоть какую-то помощь, то в старшей школе специалистов для работы с ними вообще нет.

— Как с данными детьми работает коррекция? Используя методики, специалист просто «обходит» нарушенные функции — это называется компенсация нарушений за счет сохранных отделов головного мозга. Не всегда всё получается в полном объеме, зависит от того, в каком возрасте родители обратились за помощью, — отмечает логопед. — Разумнее всего постараться пройти диагностику еще до похода в первый класс. Профилактика подобных нарушений — а она возможна! — всегда лучше, чем коррекция.

К слову о профилактике. Как вообще в дошкольном возрасте понять, что у ребенка могут возникнуть проблемы со счетом, чтением, письмом?

— У нас есть наблюдение, генетическое: мы видим, что в России у детей с дисграфией, дискалькулией, дислексией родители имеют ровно те же проблемы. Мы просим взрослых написать тест по математике, русскому языку, почитать, и становится сразу же понятно, откуда «ноги растут». При этом эти же родители, не исправляя себя, хотят исправить ребёнка, — отмечает Катрин Бенуа.

Учить или мучить?

По методу совершенного отказа от математики и языков для детей с дискалькулией, дисграфией и дислексей идут за рубежом. В итоге там больше студентов с нарушениями. В России же никогда не искали простых путей — всегда пытались максимально выжать из детей, и это возможно, рассуждает Ирина Богатырева. Ну, вот есть у нас колясочники. Да, бегать они не могут. Но могут же мяч кидать и ловить? И передвигаться они могут. Так почему бы им этого не делать? Альтернативным путем. То же самое и дети с дискалькулией. Ну, не будет он кандидатом физико-математических наук. Но что мешает научить его считать альтернативными путями?..