Анна Берсенева*
В романе Катлин Мёрри «Божок на бис» (М.: Фантом Пресс. 2024. Перевод с английского Шаши Мартыновой) Ирландия предстает страной чудес — в прямом смысле слова.
Чудо, положенное в основу сюжета, состоит в том, что мужчины семьи Уилан из графства Карлоу обладают даром целительства. Правда, не все, а только седьмые сыновья седьмых сыновей, что в современной европейской стране можно считать гарантией того, что кудесников не окажется много. Юный Фрэнк Уилан — как раз такой сын, а потому ожидает, что после гибели отца заветный дар перейдет к нему. Фрэнк — простой парень, мыслит незамысловато (об этом свидетельствуют и темы, и лексика, и стиль его внутренних монологов), работает механиком, лечить умеет только бородавки и не сомневается, что настоящие целительские способности очень ему пригодились бы, так как он наконец смог бы зарабатывать «чистым» трудом:
«Я всегда представлял себе, как пойду по его стопам — как люди раньше заявлялись к нам на порог и доверяли свое здоровье и надежды в Батины руки. Куда ни пойди, хоть в паб, хоть на матч какой-нибудь или еще куда, люди ничего впрямую не говорили, но почтение к тому, что он делал и какое давал облегчение, — оно было у них на лицах. Я, бывало, представлял, как сам принимаю их благодарность, типа такой смиренный, точно как Батя».
Но дар все никак на него не снисходит. Уже и родившийся прямо перед ним брат-близнец Берни напоминает, что отец в этом возрасте давно лечил не всякую ерунду, а язвы и опухоли…
Расстроенному Фрэнку невдомек, что отец — вернее, та сущность, которую он собою теперь представляет, — наблюдает за его жизнью.
Отцовский способ мышления сильно отличается от его собственного:
«Я скольжу вне времени, а затем меня втягивает в тот или иной миг, один импульс жизни есть одиночный удар моего сердца. Сейчас я вижу разные события в своем прошлом как параллельные. Не так, как это бывает, пока жив, как ты это помнишь. Воспоминания — истории, что катятся человеку за спину, а воображение направляет его в будущее. Вспоминание и выдумка неразрывны, как единая капля воды. Вы когда-нибудь боялись пустоты в сердцевине всего — этого мира, жизни, вас самих? В каком-то смысле вы правы: ничего нет. Ничего из того, что вы знали, и ничто не значимо. Но шикарно. Совершенно шикарно оно и тянется во все стороны, по всем измерениям. Знаю, это кончится. Пока я тут бисирую, за кулисами кто-то держит в руках тросы, готовится опустить занавес окончательно. Понемногу распускаются узлы. С каждым поворотом дух мой высвобождается. Чудно это — как открывается мне новый способ видеть, когда я утратил способность зрения: я превратился в существо другого сорта, и здесь меня больше нет».
Фрэнку не дано заглянуть в столь тонкий мир. Но понять, что с ним не так, почему дар не проявляется в нем, ему необходимо. Возможно, ему пригодится для этого статуэтка неизвестного божка — мать считает, что отец переселился в эту фигурку. Фрэнк отправляется в путешествие через страну, захватив фигурку с собой. И отец, спрятанный в маленьком деревянном узилище, понимает, что в руках его седьмого сына находится теперь некий неописуемый ключ к пониманию не только загадки семейного дара, но и мира в целом. Он уверен, что в конце пути знание просто осядет во Фрэнке, знакомое, как его же пять пальцев.
Во время этого путешествия за истиной меж дольменами, автозаправками, барами и мегалитами современная жизнь предстает пронизанной простыми мыслями сына и едва уловимыми — отца. Это создает действительность столь необычную, что и Ирландия, в которую погружается Фрэнк (впрочем, он никогда из нее и не выныривал, расширилась только площадь погружения), кажется самой необычной страной на белом свете.
Путешествие приносит несколько неожиданных сюжетных поворотов. Но главное его следствие состоит в том, что Фрэнк понимает сам способ совершения открытий. Как будто слышит наконец, что отец хочет ему сказать:
«Так или иначе, на путь, которым тебе вообще следовало идти, тебя частенько наставляет какая-нибудь ошибка. Я знаю, что Фрэнк на меня сейчас злится, думает, что вся эта поездка выходит боком, но я по-прежнему считаю, что делать остается лишь одно — пробовать, даже если понятия не имеешь, чем оно все обернется. Вот что я б ему сказал. А с целительством оно так: те случаи, какие кончились добром, загадочны для меня так же, как и те, которые добром не кончились. В этом-то и штука, чтоб уметь жить с любым раскладом, какой бы ни выпал. Можно поправить кому-то коленку, помочь человеку шагать смело впервые в жизни. А он шагнет за порог, соберется дорогу перейти, и тут-то его и собьют. Насмерть. Бывало такое».
И невозможно ведь сказать, что в результате своего странствия с божком Фрэнк приобрел какую-то утонченность — нет, он остался все тем же простым парнем с тем же нехитрым складом мыслей: «Бросай думать, Фрэнк, говорю себе. Берись да делай — или просто будь. Ну или хотя бы не тяни». Отец же и вовсе растворяется наконец в мироздании — распустились все узлы, высвободив его дух.
То и другое было в общем-то предсказуемо. Но прелесть этого романа, одновременно и реалистичного до незамысловатости, и пронизанного филигранной мистикой, состоит в том же, в чем и прелесть страны, плотью от плоти и духом от духа которой является вся семья Уилан. В Ирландии находится место всем — и простым людям, и сложным, и даже не людям, а духам, в том числе духу последнего волка, убитого здесь во время охоты еще в незапамятные времена. Все они нераздельны.
Праздником Волчьей ночи и завершается этот необычный роман Катлин Мёрри, в котором все нити — сюжетные и образные, из прошлого и из настоящего, из множества человеческих и внечеловеческих стремлений — переплетаются так естественно и ладно, что создают живую ткань повествования о стране чудес.
*Писатель Анна Берсенева (Татьяна Сотникова) признана иноагентом Минюстом РФ