— Какие есть возможности оживить российский сырьевой экспорт с учетом складывающейся геополитической и экономической конъюнктуры?
— Наши традиционные экспортные товары — нефть, газ, уголь, металлы. Их продажа даже в «дружественные» страны сопряжена с целым рядом трудностей и проблем. Какие-то, например, логистические, преодолимы. С какими-то — конкуренцией со стороны других поставщиков или стремлением стран-потребителей следовать «зеленой повестке» — совладать сложнее.
В этом плане, на мой взгляд, незаслуженно забыт такой продукт, как метанол.
Хотя в Советском Союзе индустриализация начиналась, в том числе, с получения первого отечественного метанола — в 1934 году на заводе, построенном в Сталиногорске (ныне — Новомосковск). Пока нефть и газ не стали «нашим всем», химическая промышленность была на особом контроле у советского руководства.
А в конце 60-х тогдашний министр химической промышленности Леонид Костандов предлагал построить в Мурманске метанольный трубопровод для налаживания экспорта. В итоге, правда, идея была сильно «отредактирована». И в итоге воплотилась в ныне печально знаменитом аммиакопроводе Тольятти-Одесса.
— В чем «потребительская ценность» метанола? Почему его будут покупать у России?
— Метанол используется практически во всех системно-значимых отраслях экономики. В сельском хозяйстве, обрабатывающей промышленности, фармацевтике, строительстве… Есть даже проекты использования метанола в качестве топлива для транспорта. Именно таким образом в США десять лет назад пытались противостоять «энергетической монополии» ОПЕК.
Понятно, что метанол производится во многих странах. Но у России есть важное конкурентное преимущество — доступ к сравнительно недорогому сырью и электроэнергии. Ведь на сегодняшний день наиболее эффективное метанольное производство — с использованием природного газа.
Здесь у нас, что называется, не было бы счастья… Фактическое закрытие для России европейского газового рынка дает возможность направить нереализованное на Западе «голубое топливо» — если не всё, то частично — на производство метанола.
— Сам метанол тоже под западными санкциями? Кому мы сейчас его продаем?
— В октябре 2022 года ЕС принял восьмой санкционный пакет, который предполагал, в том числе, и отказ от закупок и транспортировки российского метанола. Правда, и это, кстати, весьма показательная ремарка, ссылаясь на «необходимость иметь больше времени для заключения контрактов по диверсификации своих поставок», фактический запрет на импорт вступил в силу лишь в июне 2023-го.
В результате по итогам 2022 года основными направлениями отгрузки были Финляндия (около 860 тыс. тонн) и Белоруссия (более 835 тыс. тонн), — де-факто это как раз экспорт на Запад. Через Дальний Восток было отправлено около 165 тыс. тонн метанола. Но уже в этом году многие участники рынка считают, что перевалка через дальневосточные порты может достичь 700 тыс. тонн.
— Российская логистическая — прежде всего, портовая — инфраструктура готова к такой «смене ориентиров»?
— Долгие годы основными морскими «воротами в мир» для отечественных производителей метанола был финский порт Хамина-Котка. Плоды такой «логистической однобокости» мы теперь и пожинаем.
Но опять же, зато теперь появился стимул строить и оперативно развивать уже свои, российские портовые мощности.
Эта овчинка стоит выделки. По прогнозам Emergen Research, консалтинговой компании, специализирующихся на исследованиях в области прорывных технологий, в течение ближайшего десятилетия мировой рынок метанола вырастет на треть — почти до $45 млрд.
Неужели мы не хотим даже попытаться получить выгоды от этого роста? Особенно, если учесть, что главными потребителями метанола являются растущие и «дружественные» нам экономики АТР.
— Развивающие страны тоже озабочены проблемами экологии. На метанол распространяются риски, связанные с «зеленой повесткой»?
— В последнее время набирает популярность технология производства так называемого «зелёного метанола». В этом случае соответствующий продукт синтезируется не из природного газа или тем более угля (как это было в начале прошлого века), а из «углекислого следа» — тех самых выбросов, избавлением от которых сейчас все так озадачены.
Поскольку такая реакция может проходить лишь при очень высоких температурах, нужны жаропрочные катализаторы. Но не думаю, что их изготовление для России, с нашим доступом практически ко всем элементам таблицы Менделеева, это станет непреодолимым препятствием.
Зато, решив эту задачу и наладив у себя выпуск «зеленого метанола», мы получим возможность не только диверсифицировать метанольный экспорт, но и помочь другим сырьевым экспортерам. Прежде всего, угольщикам.
Я имею в виду идею, высказанную недавно руководством Госкомиссии по запасам полезных ископаемых, о предоставлении дружественным странам услуг по хранению и утилизации C02.
Представьте себе, например, Индию, которая заинтересована в пополнении своих запасов энергетического угля. Поскольку аномальная жара вынуждает местные энергомощности работать на пределе. Но в то же время, индийские власти, в том числе и по геополитическим соображениям, вынуждены демонстрировать свою приверженность «зеленой повестке».
Тут как раз российское предложение по CO2 оказывается, что называется, на руку. Нью-Дели спокойно покупает российский уголь, а взамен отдает нам свои «выбросы». Но не просто на хранение, а на переработку — в тот же «зеленый метанол».
Но хочу напомнить, что Роберт Бойль, открывший метанол, синтезировал его, проводя эксперименты с сухой перегонкой древесины. Потому и назвал получившуюся жидкость «самшитовым спиртом». А само слово «метанол», придуманное уже французскими химиками Жаном Батисту Дюма и Эженом Пелиго, образовано из греческих «лес» и «вино».
Это я к тому, что изначально в основе производства метанола лежали исключительно природные компоненты. Т.е. он «зеленый» уже по своему происхождению.
А Россия с её обширными лесами, полями и другими природными ресурсами имеет все возможности стать лидером по производству «зеленого», в полном смысле этого слова, метанола.
— Нет ли риска, что своим обширным «метанольным предложением» Россия обвалит цены на мировом рынке этого сырья? Да и потенциальные потребители из тех же стран АТР тоже ведь не сидят сложа руки, налаживая собственные производства метанола. За счет нашего внутреннего рынка есть возможность без ущерба для отечественных лидеров химпрома пережить ухудшение внешней конъюнктуры?
— Здесь многое зависит от того, насколько продуманной будет фискальная, денежно-кредитная и промышленная политика властей.
До 40% внутрироссийского потребления метанола приходится на производство формальдегида и смол. Понятно, что здесь спрос определяется, главным образом, ситуацией в строительстве. Больше строится жилья, в том числе и в рамках ИЖС, — больше потребность в мебели или в качественно обработанной древесине. Тогда и отечественные метанольные производства получат больше заказов от отечественных же потребителей.
В то же время, олефины, из которых впоследствии можно производить полипропилен и полиэтилен, в России практически не выпускается. Тогда как в Китае, наоборот, можно сказать, «олефиновый бум». А в недальновидности «товарищей из Поднебесной» не упрекнешь. И мне непонятно, что мешает наладить олефиновые производства у нас.
Ведь любая дополнительная стадия передела — это всегда увеличение добавленной стоимости, повышение уровня технологичности производства. И в конечном счете — создание новых высокотехнологичных рабочих мест. Сохранение которых, кстати, уже не будет так зависеть от внешней экономической и «санкционной» конъюнктуры.