Не так давно социальные сети с пеной у рта обсуждали имперские амбиции выдающегося русского поэта ХХ века Иосифа Бродского, который весьма нелицеприятно высказался в одном из своих стихотворений по поводу Украины. Теперь же дело зашло еще дальше: в сети идут яростные споры об имперскости «нашего всего» — Александра Пушкина. Тон дискуссии задал историк и публицист Сергей Эрлих, высказав крайне непопулярную равно у патриотов и либералов точку зрения, что Пушкин в знаменитом стихотворении «Клеветникам России» выказал себя самым банальным имперцем.
Вот, что пишет Эрлих в своем блоге:
«В споре с выдающимися пушкинистами Виктор Есипов и Андрей Чернов стараемся приблизиться к истине.
Уважаемые коллеги считают, что написание «Клеветникам России» не было подлостью гения. Просто у него были такие убеждения.
Дорогой Виктор Михайлович, Вы привели три аргумента:
1) Давить Польшу было искренним убеждением Пушкина;
2) Польша напала первой;
3) Эпоха была такая, тогда все так думали.
Я ответил на все три:
1) У Прилепина тоже искреннее убеждение, что Украину надо давить;
2) Ипсиланти первым напал на Турцию и Пушкину это понравилось;
3) Я привел цитаты 5-ти современников, которые осудили стихи «Клеветникам России». Т.е. в ту эпоху были русские люди, которые считали, что давить Польшу — это преступление. Как и мы сегодня — они тогда были в меньшинстве. Но, как и сегодня, принадлежность к большинству не оправдывает искренние убеждения Прилепина, то и подсюсюкивание Пушкина ямбом тогдашнему большинству не может его оправдать, именно потому, что было меньшинство, которое тогда понимало, что стыдно воспевать как большой бьет маленького.
Вот мои аргументы, под которыми изначально развернулся спор:
«Тем не менее, Пушкин похоже действительно стремился угодить царю этими „шинельными стихами“ (П.А. Вяземский).
Их написание совпало с новым витком служебной карьеры поэты. 22 июля 1831 года Пушкин писал своему издателю Плетневу:
«Кстати скажу тебе новость (но да останется это, по многим причинам, между нами): царь взял меня в службу — но не в канцелярскую, или придворную, или военную — нет, он дал мне жалование, открыл мне архивы, с тем, чтобы я рылся там и ничего не делал».
Жалованье за это ничегонеделанье было примерно в семь раз больше того, какое Пушкин получал до исключения из службы в 1824.
2 августа 1831 написаны «Клеветникам России». 5 сентября стихотворения Пушкина «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина» и Жуковского «Старая песня на новый лад» (другое название — «Русская песнь на взятие Варшавы») представлены Николаю I на следующий день по получении известия о взятии польской столицы. 7 сентября выдается цензурное разрешение на книгу «На взятие Варшавы» с этими стихами. Между 11 и 13 сентября она выходит в свет, отпечатанная в Военной типографии. 14 сентября «Клеветникам России» перепечатывает «Русский инвалид». 22 сентября дано цензурное разрешение на печатание книги, включающей немецкий перевод «Клеветникам России».
В сентябре же были сделаны два перевода (И.М. Бакунина и С. С. Уварова) этого стихотворения на французский. Барон И. О. Анстет, русский дипломат при Германском Союзе, перевел стихотворение Пушкина «Клеветникам России» и послал его при письме графу К. В. Нессельроде. Неизвестный композитор написал романс на стихи Пушкина «Клеветникам России» («О чем шумите вы, народные витии»), который вошел в сборник из двух романсов под общим заглавием «На взятие Варшавы». Ноты со словами были изданы в 1831 г. Т.е. стихотворение было взято на вооружение николаевской пропагандой.
В ноябре 1831 поэта принимают на службу. А в декабре 1831 повышают в чине до титулярного советника.
Ряд современников восприняли эти стихи как корыстное предательство «певцом свободы» своих прежних убеждений.
Так, П. А. Вяземский пишет Е. М. Хитрово:
«Как огорчили меня эти стихи! Власть, государственный порядок часто должны исполнять печальные, кровавые обязанности, но у Поэта, слава Богу, нет обязанности их воспевать».
А. И. Тургенев пишет брату Николаю: «Твое заключение о Пушкине справедливо: в нем точно есть еще варварство, и Вяземский очень гонял его в Москве за Польшу». Н. И. Тургенев ответил брату: «Много бы пришлось говорить о достоинстве… Пушкина, которое Вы приписываете Пушкину и которое он сам себе приписывает. Это бы далеко завело. Байрон был несомненно поэт, но и не в его правилах… было валяться в грязи».
Н. А. Мельгунов писал С. П. Шевыреву:
«Мне досадно, что ты хвалишь Пушкина за его последние вирши. Он мне так огадился как человек, что я потерял к нему уважение даже как к поэту. Теперешний же Пушкин есть человек, остановившийся на половине своего поприща, и который, вместо того чтобы смотреть прямо в лицо Аполлону, оглядывается по сторонам и ищет других божеств для принесения им в жертву своего дара. Упал, упал Пушкин, и, признаюся, мне весьма жаль этого. О, честолюбие и златолюбие».
Г. А. Римский-Корсаков заявил, что после появления «Клеветникам России» отказывается «приобретать произведения Русского Парнаса».
Вероятно, это мнение разделяли многие, так как после публикации «Клеветникам России» издательские проекты Пушкина раз за разом терпят коммерческую неудачу».
Однако эти аргументы не убедили оппонентов Эрлиха, вынудив его продолжить спор:
«Буксуем на одном месте. Пытаюсь привести факты, что тезис „время было такое и все поголовно были имперцами“ не соответствует действительности. Как и сейчас было провластное („имперское“) большинство и „диссидентсткое“ меньшинство, считавшее, что воспевать как сильный давит слабого — недостойно нашего великого поэта. Но я уже писал, что нарратив бьет даже неопровержимые факты. В данном случае нарратив „Пушкин — певец свободы“ продолжает брать верх над исторической действительностью:
«Еще раз повторю, имперская идеология была тогда (как и сейчас) мнением большинства, к которому присоединился тогда Пушкин, как сейчас это делает Прилепин. Но и тогда (как и сейчас) было меньшинство, которое не разделяло убеждения большинства, что воспевать как империя давит мятежную провинцию это поэтический акт патриотизма. Пушкин присоединился тогда к большинству. Если бы в то время „диссидентского“ меньшинства не было, то я бы согласился с тезисом, что тогда была „другая эпоха“ и нельзя проводить аналогии. Но так как оно было (я привел 5 цитат, уверен, что можно найти еще письменные осуждения „Клеветникам России“), то мы вполне можем сравнивать провластные высказывания двух, пусть „искренних“, имперцев Пушкина и Прилепина»».
О чем шумите вы, народные витии?
Зачем анафемой грозите вы России?
Что возмутило вас? волнения Литвы?
Оставьте: это спор славян между собою,
Домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою,
Вопрос, которого не разрешите вы.
Уже давно между собою
Враждуют эти племена;
Не раз клонилась под грозою
То их, то наша сторона.
Кто устоит в неравном споре:
Кичливый лях, иль верный росс?
Славянские ль ручьи сольются в русском море?
Оно ль иссякнет? вот вопрос.
Оставьте нас: вы не читали
Сии кровавые скрижали;
Вам непонятна, вам чужда
Сия семейная вражда;
Для вас безмолвны Кремль и Прага;
Бессмысленно прельщает вас
Борьбы отчаянной отвага —
И ненавидите вы нас…
За что ж? ответствуйте: за то ли,
Что на развалинах пылающей Москвы
Мы не признали наглой воли
Того, под кем дрожали вы?
За то ль, что в бездну повалили
Мы тяготеющий над царствами кумир
И нашей кровью искупили
Европы вольность, честь и мир?..
Вы грозны на словах — попробуйте на деле!
Иль старый богатырь, покойный на постеле,
Не в силах завинтить свой измаильский штык?
Иль русского царя уже бессильно слово?
Иль нам с Европой спорить ново?
Иль русский от побед отвык?
Иль мало нас? Или от Перми до Тавриды,
От финских хладных скал до пламенной Колхиды,
От потрясенного Кремля
До стен недвижного Китая,
Стальной щетиною сверкая,
Не встанет русская земля?..
Так высылайте ж к нам, витии,
Своих озлобленных сынов:
Есть место им в полях России,
Среди нечуждых им гробов.
1831 г.