«Мы все теперь собаки Павлова!» Зачем зрители идут смотреть «Барби»?

Борис Локшин, культуролог (США)

Недавно группа молодых интеллектуалов обратилась ко мне с вопросом: зачем я ходил на фильм Барби. А некоторые из них даже поставили вопрос шире: как мог, как посмел я, будучи носителем мужских первичных, а также и вторичных половых признаков, пойти на этот фильм? Мне легко на это ответить: ни одно кино за последние много лет на заставила меня столько думать. Ни одно кино не заставило меня так ужаснуться. И ни одно кино не поставило передо мной столько вопросов, которые я уже много дней безуспешно пытаюсь разрешить. Вот хотя бы некоторые из них.

Мне непонятно, почему Гретта Гервиг. Никто не спорит: она симпатичная актриса и талантливый режиссер. Но как так получилось, что еще со времен ее роли в Francis Ha, она стала для огромного количества людей воплощением какой-то вечной женственности, святой Софии и вообще символом всего хорошего, милого, беззащитного, женского против всего плохого, хищного, патриархального, мужского. Как это удалось суперпривилегированной и суперпрошаренной белой тете?

Мне непонятно почему Барби. Как известно, изобретательница Барби, Рус Хэндлер, впервые увидела маленькую пластиковую куклу в купальнике с торчащими сиськами и туфлях на высоких каблуках в 1959-м году в немецком секс-шопе. Она украла идею и стала успешно продавать ее американским девочкам. Так возникла компания Маттел, которая завоевала мир своим сисястым болванчиком. И почти сразу же она стала, по вполне понятным причинам, объектом ненависти всех феминисток на земле. Тем не менее, я сомневаюсь, что даже эта ненависть сейчас так уж актуальна. Во всяком случае, для первого мира. Пусть меня поправят, но я не помню, когда в последний раз я видел девочку с этой куклой в руках. Мне кажется, что большинство тех женщин от 20 до 40, которые сейчас одеваются в розовое и заполняют кинозалы росли не с Барби, а с Тамагочи или с чем-то в этом роде. Так что же такое с ними случилось, что они вдруг все и сразу нашли себя в этом пластиковом антифеминистском символе?

Мне непонятно, что такого духоподъемного люди находят в беззубом монологе Америка Феррера о трудностях женщины в современном мире, переписанного из одной из миллиона корпоративных методичек, с сохранением всей корпоративной лексики и риторических ходов. И почему сотни таких же монологов в сотнях других фильмах, мотивировочных речах селф-хелп-книжках и тед-толках не производили такого впечатления. Большинство из них были лучше и убедительней. Каким образом эта туфта перепрограммировала барби, запрограммированных на патриархию, если к ним это точно не имело никакого отношения, я тоже не понимаю.

Я не понимаю, как можно было политизировать эту довольно-таки невнятную муру. Как можно было устроить так, что те, кому этот фильм не нравится, автоматически превращаются в фашистов и мизогинов, и поэтому лучше даже рта не раскрывать, чтобы не связываться.

Я не понимаю, о чем вообще этот фильм. Сейчас десятки, нет сотни культурных критиков разного пола пытаются придумать для него месседж. Но в этом фильме нет месседжа. Это означающее без означаемого. Это забор, на котором написано слово из трех букв, а за ним даже не дрова. За ним голые пластиковые пупсы с сиськами фирмы Маттел. Миллионы и миллионы пластиковых пупсов с идеальными, в представлении немецкого мужика конца 50-х годов фигурками. Это очень страшно.

Да нет, если честно, то я отлично все понимаю. У этого фильма маркетинговый бюджет превышает стоимость съемки. Последние годы показали, что если правильно организовать массовую маркетинговую кампанию, то людей, в особенности активных пользователей социальных сетей легко убедить в чем угодно. У людей вырабатываются позитивные рефлексы на означающее. Как у собаки Павлова. Для собаки Павлова звон колокольчика обозначал еду. Помните, звенел колокольчик, и у собаки текла слюна. Этот фильм каким-то образом обозначает трудную женскую судьбу, борьбу с патриархией, матриархат, женское равноправие, нехорошие корпорации, хорошие корпорации, Трампа, Байдена, конфликт в Украине, борьбу за аборты, и миллион всего хорошего против всего плохого. Мы все теперь с вами в той или иной степени собаки Павлова. Надо уже, наконец, это признать.