«Какие-то злобные тетки»: Татьяна Толстая рассказала о судьбе «Школы злословия»

О формате передачи «Школа злословия» и «дерзостях»

Технически это, конечно, интервью было. Стол был треугольный у нас. Мы, две, сидим, и пришёл, значит, несчастный, который не разобрался, куда его позвали, не обрати внимания, что это называется «Школа злословия», а не «муа-муа-муа», как вы прекрасны!

И мы его расспрашиваем о том, о сём. Стараясь, чтобы и его расспросить, и чтобы зрителям было любопытно и интересно.

И мы себе позволяли разные дерзости, которые на телевидении не приняты.

Мы старались сделать максимально живой разговор. Задачи заклевать специально у нас не было.

Мы хотели расширить (жанр), не делать унылый, скучный жанр интервью на телевидении, потому что в общем — все однородные. И в общем — они вежливые.

Я смотрю, во что сейчас превратилось всё — бесконечное же количество всего и на ютьюбах и так далее. Вот сидит человек и начинает расспрашивать своего визави. И вот он вежливый, и про одно и то же. Хорошо, что там есть таймлайн, хоть можно найти какие-то острые повороты, а так — нет: одно и то же, одно и то же. И по три часа.

А мы хотели, чтобы разговор был живой, мы хотели расширить границы, так сказать, дозволенного, мы хотели разговаривать про то, что нам правда интересно про этого человека узнать.

Некоторые к нам приходили такие зануды, что их нельзя было даже с места сдвинуть. Я называть их, естественно, не буду.

Ну, условно говоря, приходит лектор, известный в своей экономике, но кому это нужно на телевидении? Это совершенно другая сфера. И он начинает своё «бу-бу-бу-бу», а ты его спрашиваешь: а я вот тут слышала — и анекдотические сведения какие-нибудь.

И он так сразу смотрит на тебя, как индюк: «Чего это она меня прерывает? Я начал говорить лекцию!». А нам надо сбить-сбить-сбить, свалить его совсем, чтобы он закричал или, не знаю, что-нибудь сделал. А он не понимает. Он вошёл, лектор, и он сейчас будет мучить тебя; дрелью, коловоротом мозги тебе будет делать полтора часа. И вот на таких иногда прямо вот выдыхаешься…

А некоторые, наоборот: сидит — молчит. Согласился прийти, значит, поговорить не прочь. Но спрашиваешь его что-то: «Да!». Чтобы не выронить лишнего слова. Это очень тяжело.

А нормальные люди — они в это танго вступают. И если это получается, если человек весёлый и нормальный, очень хорошо с ним строится разговор.

О том, что один из лучших выпусков был с участием Волочковой

Я очень советую всем посмотреть с Волочковой выпуск. Во-первых, на неё всегда приятно смотреть, она красавица. Она была и до Большого театра, и после всегда хороша, знаменита и высоко задирала ногу, это вот она умела. Надо было просить её, конечно, задрать в эфире, но её то ли продюсер, то ли менеджер пришёл, и заволновался, услышав наши вопросы, и стал, значит, пытаться нам мешать.

«Делаем перерыв, Насте нужен отдых». Мы поняли, что он её уведёт сейчас. Нет-нет, никакого перерыва! У нас время, у нас камеры. Додержали её до конца.

Она совершенно очаровательную балерину из себя представила. Её взгляды на мир… Она такая и есть.

Конечно, возраст, сказывается, но не на физическом её облике, нет. Просто у неё меньше возможностей стало и так далее, но на шпагат она садится — прям дай Бог всякому.

Но, по-моему, она как-то делает это центром жизни, всё время всем показывает: вот я на шпагате.

Об интеллигенции, этике и эстетике

…Балерина никогда не была интеллигенцией. Возвышенная — это не интеллигенция. Это богема, артистический мир, но не интеллигенция. Интеллигенция это всё же другое.

А что она (Волочкова — прим. «НИ») сделала как интеллигент? Ничего, вот именно. И не надо. Она должна существовать для услаждения и украшения…

Понимаете, существует область, которая, к сожалению, именно в общественном сознании в России как-то мало обсуждается.

Эстетика. Много этики.

Вот интеллигент — он про этику всё время. А существует эстетика. Вот существует бездумное бабочковое порхание. И это очень хорошо, когда прекрасно порхается.

Артистизм — это прекрасно. Недаром в фигурном катании помимо технических очков дают очки и за артистизм — это нечто, что не поддаётся калькуляции.

Очень мало ценится это в литературе, например… Сейчас — больше, а в конце XIX века был вообще кошмар. Эстетика не ценилась начисто. Только этика, и то по повестке, которая тогда была.

О том, сожалеет ли о закрытии программы «Школа злословия»

Нет. Дело уже катилось к тому, что нас сокращали со страшной силой.

Сначала нас «загнали за Можай», то есть после часу ночи стали показывать.

Нас ставили всё позже, позже и позже, а потом стали предъявлять — это было полное издевательство! — что у вас маленький рейтинг.

Ну, естественно, в час ночи — какой рейтинг? Интеллигенция — она будет сидеть до часу? Ей вставать утром, детей в школу отвозить. Поставьте нас на восемь вечера и у нас будет хороший рейтинг! Ха-ха-ха, для других предназначено, для шоу всяких.

И вот нас загоняли.

Потом, нам сокращали время. Когда у тебя 52 минуты, ты можешь прекрасно сделать передачу, развернуться на троих, а когда тебе дают 30 минут — ты ничего сделать не можешь, это совершенно другой размах.

Поэтому нас просто медленно удушили, корни обрубили, уничтожили.

Стали всё больше вмешиваться: «Эту фразу уберите!». Почему? Почему надо вырезать какие-то фразы? Почему? Непонятно.

Пару людей как-то нам запретили, например, Альбац*. Чего? Это была личная нелюбовь Кулистикова, который на тот момент был начальник НТВ? Личная его нелюбовь к Альбац*?

Она ничего интересного или нового, своеобразного не сказала. Ну то есть, может быть, было неинтересно её слышать, иногда она и глупости какие-то говорила, но вот предосудительного ничего не было.

Так же — Носика не дали. Тоже личная, видимо, нелюбовь. А мы Носика любили и хотели его показывать.

Одну-две передачи мы сами сняли.

О том, будет ли возобновлена «Школа злословия» в новом формате в интернете

А это что, по-вашему? (показывает футболку с принтом её проекта «Белый шум», — прим. «НИ»)

Но нет, не будем, сейчас не будем…

Во-первых, ютуб — либо он нас закроет, либо мы его закроем.

Пока живёт, но ведёт себя возмутительно. Кого хочет — закрывает.

Во-вторых: кого звать? Мы несколько программ сделали на бесплатной основе, у нас был микрофон, и всё. Плохо слышно, гость сидит где-то в мутной деревне, у него вообще наушников нет.

Нам предложили на денежной основе это делать. Предоставляют оператора, всё на свете, и какого-нибудь гостя мы зовём. Несколько выпусков мы так и сделали, записали.

Но от нас тогда требуют набрать энное количество просмотров, чтобы реклама была, иначе — откуда деньги брать. Но мы же не можем заставить людей, палками, смотреть нас и нашу рекламу. Так что как-то немножко всё это дело загасло.

И мы это дело пока закрыли.

Если аудиоформат — сразу вылезает плохая дикция. Как-то с видео ещё можно — там, руками поговорить, отвлечь, а если дикция плохая, нечёткая, ну, голос не поставлен, дыхалка не поставленная… Мы же только так, на весёлом энтузиазме. Нас многие просят об этом. Но вот чего-то, как-то…

А вдруг, если захотим, то и сделаем, понимаете. Мы ничего для себя не закрываем, потому что мы — не предрешенцы.

С «Белым шумом» про нас тоже так говорят (как и во времена «Школы злословия») — какие-то злобные тётки. Отлично. Мы себе маечку такую сделали! (с таким слоганом) Так что мы — злобные тётки.

* Евгения Альбац внесена в России в список иноагентов

Целиком выпуск с участием Татьяны Толстой можно посмотреть здесь.