«Я могу, с сожалением глубочайшим, согласиться с тем, что время чистоты и наивности прошло. В интересах, во взгляде на картинку — приоритет у страшных фильмиков, жутких взаимоотношений между людьми.
Вот эта повествовательная жизнь, когда люди могут идти просто — она в белом платьице, с косичкой, вдоль берега реки, и он, смотрит на неё с наслаждением… Время это прошло. И по ритму, и по темпу.
Потому что всё гораздо быстрее у людей происходит. Но всё равно время этого наивного кино, мне кажется, пройти не может. Не может.
Я очень часто слышу, когда со стороны люди говорят, и молодые, любого возраста: как я люблю смотреть старое советское кино!
То есть желание людей вот этой чистоты, вот этого наива, вот этой первозданности, я бы сказала, первобытности чувств, оно очень востребовано… Они никуда не может деться. Это человеку дано свыше. Свыше.
Может быть, сейчас это не востребовано так в искусстве, может быть, не умеют с другого аспекта эту мысль преподнести — сделать, показать и снять…
Но всё равно это дано свыше. Наив, чистота, желание добра, желание хорошего, идеал любви… Это дано свыше. Это не может исчезнуть.
Может — достоится, а потом опять может взойти…
…Я никогда не соглашусь сниматься в картине, которая несёт разрушение. Мой принцип в жизни другой, и отношение к искусство — другое.
Я считаю, искусство должно человека возвышать, поднимать и протягивать ему ту мысль и ту руку, которая бы помогла ему в стремлении вверх, а не в преисподнюю.
Должна поделиться печальным выводом, моим разумением — столько лет, а я до сих пор снимаюсь, работала сейчас со многими режиссёрами, но не могу сказать о них что-нибудь путное…
Почему? Потому что сейчас кино продюсерское. Раньше кино было режиссёрское. Режиссёр был царь и бог. Он был недосягаем, недоступен. Его слово было совершенный закон.
Так было у всех режиссёров раньше, у которых я снималась, а мне посчастливилось у великих сниматься, начиная с классиков «Ленфильма», с Кашеверовой. Это были боги.
А сейчас рубль — бог.
Продюсер, может быть, и не хочет ставить такие адские условия — быстро, быстро, быстро всё сделали, но его деньги держат, он понимает, что каждый съёмочный день стоит огромных денег, и он сходит с ума: уложиться, уложиться, уложиться.
А если вы хотите «уложиться», то творчество делает тебе «привет!» ручкой, и исчезает.
Сегодня не хватает таланта сделать своё. Я чуть-чуть включила новогоднюю «Иронию судьбы», и выключила. Я не могу это смотреть. И «Служебный роман» не стала смотреть.
Когда фильм знаковый, он вошёл в историю и умы, сердца людей, и, когда, выражаясь вульгарным сегодняшним языком — это нетленка… Фильм разобран на цитаты — ты сразу видишь перед собой лицо, которое это говорит. Всё это из памяти людей, которые видели первое издание, не выкинуть.
Поэтому ремейки совершенно бессмысленны.
Желание на чужом материале, на чужом таланте, который это сделал, что-то создать своё, подмять под себя и использовать… Это мне кажется порочным.
Если уж вы хотите делать ремейк, то делайте те фильмы, которые устарели.
Кино ведь очень быстро устаревает. Предположим: прекрасная идея, прекрасная мысль, но, из-за времени, десятков лет, из-за смены поколений этот фильм устарел. Ну, сделайте ремейк по поводу этой прекрасной идеи, сюжетов.
А когда это фильм, который не сходит с уст, который до сих пор цитируют… Очень неблагодарное занятие — всё это переиначить, делать на свой лад».
Целиком интервью со Светланой Немоляевой можно посмотреть здесь.